Импрессионизм в сети
Эдуард Мане
Эпизоды из жизни:
Эва Гонсалес и Берта Моризо
Эдуард Мане: коллекция
Эдуард Мане в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)
Эдуард Мане: литература
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
"Присутствие в мастерской Мане других женщин Берта переносит с нескрываемым раздражением. Свадьба сестры Эдмы не только лишает Берту подруги и опоры; свадьба эта, бесспорно, возбудила в ней смутные мечты о невозможном. Ее нервозность, и без того чрезмерная, еще возрастает.
Она возрастает тем более, что в феврале 1869 года дочь романиста Эммануэля Гонсалеса Эва, которая уже два года занимается живописью, просит у Мане разрешения работать под его руководством.
Мане случалось встречаться с семьей Гонсалесов на приемах у Альфреда Стевенса. Плодовитый писатель, автор популярных романов Гонсалес, бывший президент Общества литераторов, принадлежит к самым известным людям Парижа. Он не слишком высоко ценит Мане как художника, в чем абсолютно расходится с дочерью. Когда Эва поведала о желании учиться у Мане, Гонсалес был озадачен. Автор "Олимпии", ее пресловутого кота, особы с попугаем! Что за нелепая мысль! Но Эва вопреки тому, что можно было бы предположить, зная об ее унаследованной от матери вялости и нерешительной робости, обладает твердой волей; все возражения отца тщетны, и он вынужден уступить.
Отныне Эва регулярно работает под руководством Мане в мастерской на улице Гюйо. Мало того, что она бывает тут, сияющая молодостью (Эва моложе Берты на восемь лет), во всем своем высокомерном безразличии и той "мягкостью", которая в известной степени контрастирует с ее внешностью: резко очерченный, с горбинкой нос, упрямый подбородок, лоб, выступающий из-под густой массы волос, "схваченных на макушке широким бантом", - короче говоря, во всем величии юности, излучаемом этим существом; мало того, что она просто бывает тут, дышит воздухом мастерской, она приносит сюда шелест своих платьев, запах духов, свои манеры женщины соблазнительной и желанной, окруженной поклонением многочисленных почитателей. Если бы Мане хотел разжечь ревность Берты, то именно так ему и следовало бы вести себя. В его поведении проскальзывает явное искушение подразнить и даже, может быть, инстинктивное желание помучить Берту. Он расточает Эве комплименты, хвалит ее этюды и доходит до того, что ставит ее Берте в пример.
Мане оживлен, он чувствует себя в присутствии этих женщин, скрывающих истинные чувства только благодаря воспитанию, весьма непринужденно. Гордая похвалами Мане, Эва обходит живопись Берты малопочтительным молчанием. Мадам Моризо ее терпеть не может. Берта при одном ее виде впадает в транс. Горящим взором она наблюдает за действиями соперницы, которая с раздражающим прилежанием пытается осуществить на практике советы Мане, ничуть не догадываясь о всей этой скрытой любовной игре, об этом балете ревности, где она, того не подозревая, выполняет роль третьего лишнего.
Раздосадованная Берта покидает мастерскую, возвращается, снова уходит. Внезапно она соглашается на замужество, приготовленное ей одной из тех дамочек, для кого сватовство - призвание; но дело ограничилось "представлением" случайному будущему супругу - "вполне нелепому", как скажет Берта.
Мане - и это совершенно естественно - начал портрет Эвы. Но если портреты, написанные с Берты, давались ему необыкновенно легко, то этот стоит невероятных и непрекращающихся усилий. Берта следит за ними с язвительной радостью.
"Портрет Эвы Гонсалес". 1870 г.
Национальная галерея, Лондон.Дело не ладится. Мане не может добиться ощущения жизни. Поза юной художницы остается одеревенелой. Особенно не дается лицо. Живописец не в состоянии уловить его выражения, сочетающего небрежную грацию, энергию и благородство. Он утяжеляет его, делает каким-то напряженным, "терпит неудачу" с глазами, которые в его картине кажутся шарообразными. Разве это та пленительная особа, чью "изысканную и одновременно ребячливую красоту" воспевают поэты?
Мане очень бы хотелось ускорить отъезд в Булонь, где он в этом году намерен провести лето, как можно быстрее оказаться у берегов Ла-Манша, испытать ободряющее действие его морского ветра. В Париже вопреки тому, что думает мадам Моризо, он ничего путного не сделает. Так как Берта уехала погостить к Эдме в Лориан, мадам Моризо заходит в мастерскую Мане вернуть взятые у него книги и не может удержаться, чтобы не написать дочери, будто нашла художника в состоянии ликования, возросшего "в присутствии Гонсалес". Воистину Эва обладает даром раздражать дам из семейства Моризо; при виде ее они уподобляются кошкам, издающим хриплые вопли и выпускающим когти. "Что касается Мане, то он даже не встал мне навстречу. Он спросил, есть ли от тебя весточка, а я ответила, что напишу тебе о его холодности. Он о тебе сейчас вовсе не вспоминает, зато мадемуазель Гонсалес вся преисполнена добродетелей и обаяния; эта женщина - само совершенство". Внезапно Мане уступает желанию покинуть Париж. В Булони он останавливается вместе со своими близкими в районе порта, в отеле "Фолкстон".
Здесь он с необычайной легкостью возвращается к работе. Полотна следуют одно за другим: виды Булони и ее порта (один из них в лунном свете), написанные прямо из окна. Овладеет ли он пленэром? Он делает даже два-три этюда на пляже...
"Лунный свет в Булонском порту".
1869 г.
Лувр, Париж.В начале августа Мане возвращается в Париж. Барышни его уже поджидают - и этот проклятый портрет Эвы тоже; он приступает к нему вновь и с тем же успехом, что до отъезда в Булонь. Эти трудности вызывают у него нескрываемое раздражение. Вымещает он его на Берте, не переставая ее дразнить. "Мане читает мне мораль, - пишет Берта Эдме 13 августа, - и предлагает в качестве образца эту вечную мадемуазель Гонсалес; у нее есть выдержка, настойчивость, она умеет довести дело до конца, тогда как я - я ровно ни на что не способна".
Берта ни на что не способна? Однако привезла же она из Лориана полотно с изображением порта, которое так нравится Мане, что она дарит его художнику; впрочем, логика и чувство уживаются плохо, особенно когда все им противодействует, когда все вынуждает маскировать их. И если Мане дразнит Берту обидными сравнениями, то и сама Берта почти не скрывает, насколько радуют ее затруднения с портретом Эвы. "А пока, - сообщает она сестре, - он в двадцать пятый раз принимается за портрет; она позирует каждый день, а вечером Мане приходится уничтожать написанную за день голову Эвы. Весьма соблазнительно для тех, кого просят позировать!"
Мане просто выходит из себя, оттого что не может закончить портрет. Как бы ему хотелось экспонировать его в Салоне 1870 года! Быть может, личность модели смирила бы этих олухов-критиков (какой журналист пойдет на то, чтобы нападать на Эммануэля Гонсалеса?), заставила бы их попридержать оскорбительные эпитеты...
Однако сеансы портрета Эвы следуют один за другим и результаты лучше не становятся. Все это делается прямо-таки забавным. Художник принимается высмеивать сам себя. "Идет уже сороковой сеанс, а голову опять пришлось соскабливать", - говорит он Берте. Его поведение никогда не было таким неустойчивым. Временами - "безумное оживление", доходящее до "всяческих сумасбродств", а затем озадачивающие переходы от смеха к тоске, от подавленности к возбуждению. Рассмотрев один из холстов Берты, он утверждает, что ей нечего беспокоиться о ближайшем Салоне, что "ее выставочная работа сделана", а через две секунды говорит, что ее наверняка отвергнут. На Берту не может не подействовать эта неустойчивость настроения, граничащая с пренебрежительной развязностью, с которой относится к ней Мане; "все его восторги, - говорит она, - по-прежнему сконцентрированы на мадемуазель Гонсалес". "Моя живопись никогда не казалась мне такой отвратительной, - пишет Берта. - Я сижу на диване, и вид этой мазни вызывает просто тошноту! Вчера составила букет из маков и белых бульденежей, но у меня так и не хватило смелости за него взяться. Не понимаю, как это я вообще могла хоть что-нибудь писать!"
Январь 1870 года. Февраль. Дни бегут, а портрет Эвы все еще не сдвинулся с мертвой точки. В то время как на улице Гюйо девушка работает над картиной "Мальчик-горнист" - этим полотном Мане советует ей дебютировать в Салоне, - живописец продолжает биться над злополучным портретом.
Работы, предназначенные для экспозиции в Салоне, должны быть представлены во Дворец промышленности 20 марта. 12 марта Мане "заканчивает" портрет Эвы; с него довольно, он отказывается что-либо переделывать.
Как Мане заблуждался, думая, что портретом мадемуазель Гонсалес - его, кстати, повесили хуже некуда - можно будет обезоружить хулителей. Похвалив "Мальчика-горниста" Эвы (он, по словам надувшей губы Берты, "приемлем..." - и только), все делают вид, будто молодую художницу в полотне Мане не признали; в каталоге написано просто - "М-ль Э.Г.", и нет таких оскорбительных слов, которые не были бы сказаны об этой "отвратительной, пошлой карикатуре маслом".
С господином Гонсалесом Мане тоже не повезло: писатель - кто этого не знает? - весьма прижимист, и, когда Мане предлагает ему портрет дочери, он благоволит принять его - без всякого, впрочем, энтузиазма, однако вовсе не собирается заплатить хотя бы за раму.
Про картины Эвы Гонсалес в Салоне писали: "Это Мане хорошего сорта". Что под этим подразумевалось. Эксперименты Мане на пленэре не очень нравятся Эве - все эти новшества только сбивают с толку, она их не одобряет. В противоположность Берте, любящей в Мане художника, далекого от рутины, Эва любит в нем художника, хотя и продолжающего традиции по своему, но тем не менее не порывающего с прошлым. Позиции вполне антагонистические, в них отражается сама судьба живописца.
В кафе Гербуа часто вспыхивают споры по поводу пленэра между Мане и "батиньольцами", работающими теперь исключительно за городом, прямо на природе; для них пребывание в комфортабельной мастерской почти равносильно предательству. Как и Берта Моризо, все эти Моне, Писсарро хотели бы, чтобы он более решительным образом перешел на их сторону.
"Берта Моризо
с букетом фиалок". 1872 г.
Холст, масло. 26х34 см.
Частная коллекция.
"Портрет Берты Моризо
с веером". 1872 г.
Лувр, Париж.Однажды Мане представился великолепный случай отправиться писать на пленэр: некий любитель заказал ему картину скачек. Но художник не торопится на ипподром. Ему предпочтительнее оставаться в мастерской, чтобы писать Берту во все новых иновых обликах. Один раз он пишет ее с букетом фиалок у корсажа ("Берта Моризо с букетом фиалок"); в следующий - изображает сидящей, полузакрыв лицо веером ("Портрет Берты Моризо с веером"), - этот портрет мог бы показаться шаловливым, если бы взгляд Берты не таил столько грусти... И в самом деле, уж так ли радовали Берту свадебные планы, вот уже несколько месяцев вынашиваемые семейством Моризо и семейством Мане? Один из двух братьев художника, Эжен, претендует на ее руку. Хотя Эжен на плохом счету у мадам Моризо (она утверждает, что он "на три четверти сумасшедший"), хотя семейство Мане в целом, включая самого живописца, кажется ей "малопривлекательным", она все же склоняет Берту к этому браку. "Я всячески стараюсь убедить Берту не быть гордячкой. Всеобщее мнение таково, что лучше, принеся некоторые жертвы, выйти замуж, чем оставаться независимой, но одинокой". На третьем полотне Мане изображает букетик фиалок первого портрета Берты рядом с веером второго. И отсылает его девушке. "Мадемуазель Берте", - написано на натюрморте"...
По материалам книги А.Перрюшо "Эдуард Мане"./ Пер. с фр., послесл. М.Прокофьевой. - М.: ТЕРРА - Книжный клуб. 2000. - 400 с., 16 с. ил.
Книга на ОЗОНе
