"Последние годы
жизни Дега были бесконечно печальными. Почти
полностью ослепшего художника поглотил
горестный пессимизм, доминировавший в его
характере на протяжении всей жизни. Не выходя в
свет с момент окончания дела Дрейфуса, не
занимаясь живописью и даже не имея возможности
перебирать свои сокровища, с таким упорством
собранные по распродажам, он аки лев рыкал на
торговцев и коллекционеров, споря с ними по
поводу работ, которые ему приглянулись:"Нет, вы
не имеете никакого права!" - и целыми днями
бродил по улицам. Иногда Дега заходил в
какое-нибудь кафе передохнуть, выпить стакан
теплого молока и послушать споры игроков
бильярда. В широком поношенном плаще,
позеленевшей фетровой шляпе, нахлобученной на
всклокоченные седые волосы, и в черных очках
слепца он походил на клошара.
1912 год оказался для
Дега самым страшным. Его настигал удар за ударом;
за полгода он потерял самых близких друзей,
Алексиса и Анри Руаров, а тут еще домовладелец
потребовал, чтобы он съехал с квартиры. В течение
двадцати лет он сторожил свои сокровища в
квартире на улице Виктор-Массе. Старый особняк
был продан, и его собирались разрушить, чтобы на
его месте построить современное здание.
Здесь в полной мере
проявились его упрямство и отвратительный
характер, которые сыграли значительную роль в
этой катастрофе: это было куда большее несчастье,
нежели то, которое постигло Дега после разорения
братьев. Дом был выставлен на аукцион за 300 тысяч
франков, Воллар посоветовал ему купить его:
"Вам стоит лишь пожертвовать несколькими
папками из своей коллекции, чтобы иметь эту
сумму!" И услышал гневный ответ: "Разве
художник может выбросить на ветер 300 тысяч
франков?" Упрямец не желал ничего слышать, тем
более что в течение долгого времени он постоянно
ссорился с домовладельцем и посылал ему полные
желчи и высокомерия записки.
В результате он
должен был покинуть дом. Только тогда Дега
осознал, что ему придется распрощаться со своим
логовом, собрать вещички и куда-то их перевезти.
Тут с него сошла вся спесь, и он оказался
обыкновенным несчастным стариком, потерял
голову, обезумел и на весь Париж заголосил о
своем несчастье. Над ним сжалились, пришли на
помощь, бегали по агентствам по найму жилья и
опрашивали консьержек, чтобы найти квартиру без
"современных удобств", которая вполне
отвечала бы всем его требованиям: квартира
должна была находиться неподалеку от площади
Пигаль, быть достаточно просторной для
размещения коллекции, дом должен был быть без
лифта и центрального отопления. "Я ненавижу, -
говорил он, - квартиры, в которых во всех комнатах
одинаковая температура". Живя на улице
Виктор-Массе, на зиму он всегда переселялся в
бельевую, соседнюю с кухней комнату, где
хозяйничала Зоэ.
После долгих
поисков Сюзанна Валадон, взявшая дело целиком в
свои руки, нашла наконец идеальный вариант:
просторную квартиру с мастерской на седьмом
этаже в доме 6 на бульваре Клиши.
Переезд стал
тяжелым испытанием для друзей одинокого старика,
не соглашавшегося, чтобы кто-нибудь, кроме него,
перевозил его картины и эстампы. Из-за старческих
причуд он сам организовывал перевозку своих
папок, наняв транспортного агента и ни на миг не
отставая от него по дороге от дома к дому.
Проделав этот путь несколько десятков раз, Дега
истощил последние силы. Тогда он, возможно,
все-таки пожалел, что в доме не было лифта.
Когда Дега очутился
на бульваре Клиши, все еговоодушевление прошло, и
он уже не заботился о том, чтобы основательно
устроиться на новом месте. Сотни холстов,
пастелей, скульптур, рисунков и гравюр были
оставлены там,где их побросали при переезде.
Попав в чужую обстановку, не имея сил привыкнуть
кней и приспособиться, Дега разбил лагерь на
обломках прежней жизни, ожидая смерти. Когда его
спрашивали, чем он теперь занимается, он отвечал:
"Живопись меня больше не интересует!"
Утром 27 сентября 1917
года смерть положила конец мучениям этого
желчного и в общем-то несчастного человека,
посвятившего искусству большую часть своей
жизни. Тогда война была в самом разгаре, и смерть
Дега осталась почти незамеченной.
Тридцать человек
пришли проводить его в последний путь на
кладбище Монмартра; из старых боевых соратников
было лишь двое, Клод Моне и Мэри Кэссет, оба почти
слепые. Злая усмешка судьбы: канцелярия
президента Республики отправила своего
представителя почтить останки того, кто всю
жизнь поносил почести, политику и официальные
власти, того, кто вдобавок был ярым
монархистом..."
По материалам
книги Ж.-П. Креспель "Повседневная жизнь
импрессионистов. 1863-1883"./ Пер. с фр. Е.Пуряевой. -
М.: Мол.гвардия, 1999. - 301[3]с.
