Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Когда осенью Лотрек вернулся в Париж, его ждали
перемены. Бонна распустил свою мастерскую. Его
ученики сначала растерялись, но потом попросили
другого знаменитого художника, Фернана Кормона,
принять их к себе. Так вместе со своими друзьями
Рашу и Адольфом Альбером Лотрек поступил в
мастерскую, открытую автором нашумевшего
"Каина" на улице Констанс, на Монмартре.
Картина "Каин", сюжет
которой был навеян "Легендой веков" Гюго,
два года назад, в 1880 году, была главным событием
Салона. Государство поспешило ее купить, чтобы
обогатить национальное художественное собрание.
Это полотно было ярким подтверждением всеми
признанных достоинств Кормона, художника с
мировым именем, которому под силу большие
исторические сюжеты. Он учился у Кабанеля и
Фромантена. После "Смерти Магомета" и
"Свадьбы нибелунгов" (за эти произведения он
в 1870 году, в двадцать пять лет, получил свою
первую медаль) Кормон написал эпизоды из
индусской мифологии, затем "Каина".
"Каин" натолкнул его на другие
доисторические сюжеты, достойные его кисти.
Теперь он погрузился в каменный век. Красивых
девушек, которые позировали ему, он облачал в
звериные шкуры, а юношей с Монмартра превращал в
охотников на белых медведей и жителей свайных
хижин.
По-видимому, из-за его вкусов,
а также из-за его крайней худобы - он был тощ,
невероятно костляв, с угловатым маленьким лицом,
редкой бородкой, выпуклыми глазами и тяжелыми,
нависшими веками - его прозвали "Папаша
Коленная Чашечка". Но, несмотря на такую
непочтительность, Кормона все уважали. Что же
касается Лотрека, то он считал, что у Кормона
"могучий и суровый талант".
Ученики обожали Кормона. Его
успех не помешал ему остаться простым и
сердечным человеком. В тридцать семь лет он был
все таким же веселым и беспечным, как в юности, и
все титулы и почести не остепенили его, не
сделали надменным. Как и прежде, он принимал
участие во всех проказах. Когда его наградили
орденом Почетного легиона, молодые художники
устроили маскарад. Кормон, вооружившись
бутафорской шпагой, шагал во главе карнавального
шествия рядом с одним из учеников, который держал
над ним раскрытый зонтик. У Кормона Лотрек попал
в совсем иную обстановку, чем у Бонна с его
встрясками. И все же он сожалел о своем бывшем
учителе. Кормон показался ему слишком
снисходительным. У автора "Каина" не было
суровости Бонна, и он удовлетворялся заданиями,
выполненными, по словам Лотрека.
"приблизительно". Лотреку приходилось
самому заставлять себя делать больше, чем от него
требовал учитель. Это ему не нравилось,
нервировало его. Ему хотелось, чтобы его
"подгоняли".
Кормон приходил в мастерскую
два раза в неделю. Как птичка, он порхал от одного
мольберта к другому, подправлял картины и
рисунки, подсказывал, что нужно исправить еще,
одним говорил, что им следовало бы побольше
работать в "плоскостях", другим - что неплохо
было бы покопировать Веронезе.
После ухода учителя жизнь в
мастерской снова текла своим чередом. Ученики - а
их было около тридцати - галдели, распевали
фривольные песенки, рассказывали смешные, чаще
скабрезные истории. Лотрек, хотя внешне это никак
не выражалось, чувствовал себя среди своих
товарищей неуютно. "Мне мешает куча всяких
моральных соображений, - говорил он, - которые
надо обязательно отмести, если я хочу чего-то
достичь".
Но чего именно достичь? Этого
он не знал. Все шло не так, как ему хотелось бы. На
его взгляд, он завяз где-то на посредственном
уровне. "Я отнюдь не возрождаю французское
искусство, - пишет он, - я сражаюсь с несчастным
листом бумаги, который не причинил мне никакого
зла и на котором, уверяю вас, у меня не получается
ничего хорошего". Да, он не из тех
самоуверенных хвастунов, которые могут вызвать
зависть. По отношению к себе он не знал
снисхождения, но зато всегда с радостью
превозносил работы некоторых своих друзей,
например Луи Анкетена, сына мясника из Этрепаньи.
Анкетену сам Кормон предсказывал блестящее
будущее, и несколько его полотен - это была высшая
награда! - даже украшали стены мастерской.
"Папа, конечно, обозвал бы
меня аутсайдером", - говорил Лотрек. Охраняя
семейную честь, граф альфонс попросил сына взять
себе псевдоним. Лотрек было отказался, но потом,
чтобы его "оставили в покое", с грустью
покорился. Он стал подписываться анаграммой
своей фамилии - Трекло - или же совсем не ставил
подписи.
Под влиянием разговоров о
живописи, которые велись в мастерской, а они
противоречили советам Кормона и призывали брать
пример с художников - антагонистов официального
искусства - Мане и других импрессионистов, -
Лотрека стали одолевать сомнения. Он только что
побывал на светских выставках. То ли
действительно в этом году там не оказалось
шедевров, то ли изменился глаз Лотрека, но, как бы
там ни было, в письме к дяде Шарлю он уничтожил их
несколькими эпитетами: "Акварелисты - полное
ничтожество. "Вольней" - посредственность.
"Мирлитон" - терпимо". И затем, извинившись
за столь "бесцеремонное суждение", добавлял:
"Большего они не заслуживают".
Лотрек трудился не покладая
рук. В течение многих недель, в течение многих
месяцев. Графиня Адель писала в 1884 году: "Анри
работает как одержимый и очень устает".
Похвалы Кормона придавали
Лотреку силы в его упорном труде. Кормон не
скрывал, что произведения его ученика нравятся
ему все больше и больше. Он даже задумал привлечь
Лотрека и Рашу наряду с другими художниками к
работе над иллюстрациями к сочинениям Виктора
Гюго. И это еще не все: Бонна, сам мсье Бонна,
благосклонно похвалил работы Лотрека. Чего же
желать лучшего?
И все-таки Лотрек упорно шел
по тому пути, куда его тянуло с непреодолимой
силой.
Весной 1884 года, побывав на
художественных выставках, он записал свои
впечатления. Сколько непочтительности в его
оценках, которые он дает с такой
непосредственностью и присущим ему озорством!
Да, он с похвалой отзывается об "изумительной
легкости" Каролюса Дюрана и "сжатом,
беспощадном" рисунке Делоне и в то же время не
может не отметить, насколько посредственно все
то, что он видел. Верный своей дружбе с Пренсто, он
бесцеремонно заявляет: "Мсье Пренсто, видимо,
по достоинству оценивает светские выставки. Он
представил случайно подвернувшийся под руку
набросок, что не помешало ему с честью занять
почетное первое место".
Лотрек высмеивает не только
картины, но и посетителей, которые любуются этой
живописью. Все эти представители высшего
общества раздражали его своим жеманством,
претенциозностью. "На площади Вандом! Какое
столпотворение! Сборище мужчин, сборище женщин,
сборище дураков! Здесь расталкивают друг друга
руками в перчатках, поправляют пенсне в
черепаховой или золотой оправе, но все же
расталкивают". Этому блестящему обществу
Лотрек предпочитал свое монмартрское окружение.
В Салоне этого года Кормон
выставил картину "Возвращение с медвежьей
охоты в каменном веке". Картина, вызвавшая
восхищение публики, была сразу же приобретена
государством. Пюви де Шаванн привлек большое
внимание своей композицией "Священная роща,
облюбованная музами и искусствами", сделанной
для декорирования лионского музея. По поводу
этого огромного холста, который, как отмечал один
обозреватель, "переносит нас в легкий
гармоничный мир, в райскую безмятежность",
мнения учеников Кормона разделились - одни
восторгались им, другие его резко критиковали.
Что же касается Лотрека, то
он отнесся к картине юмористически. В этих
полуобнаженных музах, задрапированных в ткани с
тщательно выписанными складками, музах на фоне
"райской" декорации, говорил он с присущим
ему озорством, есть что-то "слюнявое" (так
Лотрек называл все, что находил нелепым). Вместе
со своими товарищами по мастерской Лотрек за два
вечера набросал пародию на картину Пюви де
Шаванна, изобразив, как в "Священную рощу"
вторгается ватага молодых живописцев, за
которыми следит полицейский. Себя Лотрек
изобразил впереди, спиной к музам, в нелепой позе.
Если бы графине Адели
довелось увидеть это полотно, ее наверняка
покоробило бы такое пренебрежительное отношение
к кумирам сегодняшнего дня. Но она пришла бы в еще
больший ужас, если бы узнала, кто служил ее сыну
моделями. Задумав написать обнаженную натуру,
Лотрек попросил состарившуюся проститутку,
толстуху Марию, попозировать ему.
С большим сочувствием,
которое должно было вызвать тревогу его близких,
он написал эту женщину с дряблой кожей, с
изможденным, чуть ли не скорбным лицом, на
котором все печали, все жизненные невзгоды
наложили маску отчаяния. Разве смог бы Лотрек с
таким чувством написать портрет этой толстухи
Марии, если бы он всей душой не разделял ее
падение? У нее, как и у него, нет никаких иллюзий. У
него, как и у нее, нет никаких надежд!
По материалам книги
А.Перрюшо "Жизнь Тулуз-Лотрека"/ Пер. с франц.
И.Эренбург. - М.: ОАО Издательство "Радуга",
2001. - 272 с., с илл. Книга на
ОЗОНе
