Импрессионизм в сети

 

Эдуард Мане

Эпизоды из жизни: Запоздалые почести.

Эдуард Мане: коллекция

Эдуард Мане в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)

Постеры картин Эдуарда Мане

Эдуард Мане в музеях

Эдуард Мане: литература

Эдуард Мане: биография

Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21

"В понедельник, 30 апреля 1883 года, среди приглашенных на вернисаж Салона вдруг прошел слух: "Умер Мане".

Слух, леденящий сердце, быстро распространился по залам. Мане скончался утром. И все собравшиеся, эта толпа людей, ненавидевших художника, чинивших всевозможные препятствия его карьере и осыпавших его оскорблениями, почувствовали не столько удивление, сколько ужас... Мало-помалу воцарилось молчание, кто-то из числа его знакомых снял шляпу...

Помпьеристы, критики и представители бомонда смутно ощущали приближение конца великой эпохи французского искусства, тесно связанного с уходом этого элегантного и легкомысленного художника, в течение целого двадцатилетия противостоявшего официальному искусству. Все уже привыкли обсуждать поступки этого великого провокатора, смеяться, восклицать, возмущаться, глядя на его полотна, написанные будто бы специально для того, чтобы позлить помпьеристов. И вдруг образовалась пустота, наступило молчание.

Тут сразу вспомнили, что вот уже около двух лет, несмотря на то что Мане не нужно было проходить просмотр в жюри, он не присылал в Салон своих картин. Только те, кто близко знал его, не удивлялись этому, им давно было известно, что Мане болен. Клод Моне и Писсарро в течение двух месяцев ежедневно посылали кого-нибудь справиться о состоянии его здоровья. Дега, в очередной раз поссорившийся с ним, также был в курсе того, как протекала болезнь.

Первые симптомы беды, которая довела Мане до могилы, проявились тремя годами раньше, зимой 1880 года. Сначала беспокоило нарушение кровообращения: отнималась левая нога. Близкие стали замечать, как он внезапно бросал кисть, прерывал начатую работу и,хромая, направлялся к стоявшей в мастерской софе. Часто он подолгу массировал больную ногу, чтобы восстановить кровообращение. Теперь ему приходилось больше отдыхать и проходить курсы водолечения в Бельвю, Версале, Рюэле; после периодов ремиссии боли возвращались. Врачи пытались приободрить его, но знали заранее, что болезнь неизлечима: это было поражение опорно-двигательного аппарата.

Мужественно, почти стоически Мане работал, едва ему позволяло его самочувствие; несмотря на то, что болезнь продолжала прогрессировать, он создал в последние годы жизни весьма значительные произведения: "У папаши Латюиля", портреты Антонена Пруста и Пертюизе, "Бар в в Фоли-Бержер", последний шедевр, последний привет уходящей жизни... После его смерти остались письма Манек знакомым красавицам Эве Гонсалес и Изабелле Лемонье; трогательные, полные сдержанной нежности, в них сквозит ностальгия и печаль; он украшал эти письма акварельными эскизами, изображающими то сливу, то букет ирисов или расколотый миндаль, то клубнику... шедевры, созданные сердцем.

Перед смертью Мане посчастливилось достичь двух желанных целей своей жизни: он получил орден Почетного легиона и был награжден жюри Салона, что ставило его отныне вне конкурса. В обоих случаях все прошло не слишком гладко. Осенью 1881 года Гамбетта, председательствовавший в Совете министров, доверил портфель министра изящных искусств Антонену Прусту, который, предвидя, что его пребывание на этом посту будет недолговечным, не терял времени даром и представил Мане, своего друга по коллежу, к награждению орденом Почетного легиона, с получением награды к ближайшему Новому году. Он не учел противодействия старых недругов художника, все еще обладавших властью. Когда документ подали на утверждение президенту Греви, которого осаждали эти люди, он отказался его подписать. Понадобилось вмешательство самого Гамбетты, любившего Мане и дружившего с ним после знакомства у Шарпантье. Жюль Греви смирился и подписал. Долгожданная радость: наконец-то Мане стал кавалером ордена Почетного легиона!

На состоявшемся в том году Салоне жюри наконец отметило медалью картину Мане "Пертюизе - охотник на львов". Еще одна награда, вырванная почти насильно. Жерве и Гийме вынуждены были беспрестанно осаждать своих коллег, членов жюри, чтобы собрать семнадцать голосов, необходимых для получения этой скромной награды художнику, находившемуся на смертном одре. Среди голосовавших лишь Каролюс-Дюран, единственный из "дорогих мэтров", мог оценить Мане по достоинству, так как подружился с ним еще в мастерской Кутура.

Последние дни жизни Мане, тянувшиеся бесконечно, были чудовищны. В конце января он слег, в отчаянии разрезав ножом портрет "Амазонки", над которым работал в тот момент, подготавливаясь к очередному Салону. Измученный художник уже не мог удержать в руках кисть. Только однажды, почувствовав себя немного лучше, он с трудом сумел добраться до мастерской. Двадцать четвертого марта, вернувшись домой, он слег и уже не поднялся. Его левая нога почернела, страдания стали невыносимы, ночью сын должен был отправиться на поиски лечащего врача. Тот констатировал, что парализованная нога полностью поражена гангреной. Несколько дней врачи и хирурги не решались ампутировать ногу. По старой дружбе к Мане зашел доктор Гаше и отговорил его от операции.

Наконец 1 апреля решились на хирургическое вмешательство. Гангрена так прогрессировала, что медлить было нельзя. Оперировали в чудовищных условиях. Как было принято в те времена в буржуазных кругах, больного оперировали дома, без каких бы то ни было антисептических предосторожностей; хирурги были в сюртуках, лишь прикрытых белыми фартуками. Мане уложили на стол в гостиной, усыпили хлороформом и провели ампутацию, удалив ногу до колена.

Мане умер не сразу; он пришел в себя и, несмотря на сильнейшие боли, - как большинство тех, кто подвергся ампутации, он жаловался на боли в ноге, которой уже не было, - смог принять некоторых близких друзей: Клода Моне, Берту Моризо, Шабрие, Малларме.

Двадцать девятого апреля у несчастного наступила агония, и он впал в кому. Он умер 30-го утром на руках сына Леона, любимого и не признанного им законным.

Эта страшная смерть, за приближением которой все следили, вновь, в последний раз, объединила группу импрессионистов.

Третьего мая за гробом друга, провожая его в последний путь на кладбище в Пасси, шли бок о бок Клод Моне, Писсарро, Сезанн, Фантен-Латур, Золя, Антонен Пруст, Теодор Дюре, Филипп Бюрти и Берта Моризо. Не было Ренуара: он путешествовал по Италии. Дега решил не приезжать из соображений приличия, но все же вскрикнул, словно от боли, узнав о смерти того, с кем так часто ссорился: "Он был более значительной личностью, чем мы думали!"   Кто "мы"? Единственное число здесь было бы более уместным...

Пресса лила крокодиловы слезы: Мане умер, теперь можно было осыпать его цветами. Ужасный Альберт Вольф не лишил себя этого удовольствия, добавив все же в бочку меда ложку дегтя. "Ушел Эдуард Мане, одна из интереснейших творческих личностей нашего времени, - написал он в "Фигаро". - Несколько совершеннейших работ, написанных вне влияния революционных навязчивых идей, вышедших из-под пера истинного художника, останутся в истории. Мане не дано было при жизни увидеть свои произведения в Люксембургском дворце, будущее воздаст ему за обиду, поместив его "Пивную кружку" и "Ребенка со шпагой" в Лувр".

Коварство Вольфа заметно уже в том, что он выбрал наименее характерные для художника работы, якобы достойные Лувра: обе они - подражания, одна - Веласкесу, другая - Йордансу.

Более откровенно дал выход своей ненависти Жюль Конт в "Иллюстрасьон": "Ему многое простится за то, что он многое посмел! Что касается результатов, они печально известны... Теоретик, бесконечно рассуждавший о природе, он ни разу не сумел написать настоящего лица, изображая на холстах лишь манекены".

Смерть Мане положила конец великой истории импрессионизма. Потом были лишь отдельные художники, и каждый тянул в свою сторону. Последняя групповая выставка состоялась в 1886 году в Мезон-Доре на Итальянском бульваре, из-за раздоров среди основателей движения произошел раскол: в выставке не принимали участия Ренуар, Моне, Сезанн и Сислей. Они не захотели видеть свои работы рядом с картинами Гогена и Синьяка и "Гранд-Жатт" Сёра.

Эстетические расхождения были слишком велики, и выставки не имели былого значения. Если новобранцы движения придерживались концепций, совершенно противоположных импрессионистским, то основателей этого художественного течения, в свою очередь, разметало в разные стороны, как огни фейерверка. Моне в Живерни погрузился в колористическое безумие, создав на полвека раньше других шедевры, предвосхитившие абстракционизм; Ренуар, потрясенный живописью итальянского Возрождения, был в разгаре "периода ломки" и ставил рисунок превыше цвета. Сезанн приступил к этапу синтезирования, уединившись в Эксе, в глухой деревушке, и делал попытки изображать фигуры, предметы и пейзаж с формальной точки зрения. Дега, со своей стороны вступил в период наиболее интенсивной светской жизни. Он перестал встречаться со старыми приятелями и бывать на "импрессионистских вечерах". Он все больше отдалялся от импрессионизма, теперь уже окончательно, о чем свидетельствовали его полные неистовой страсти пастели с изображениями купальщиц и большие рисунки углем. В свою очередь Писсарро, заинтересовавшись Сёра и его пуантилизмом, со временем также стал писать в этой манере... "

По материалам книги Ж.-П. Креспель "Повседневная жизнь импрессионистов. 1863-1883"./ Пер. с фр. Е.Пуряевой. - М.: Мол.гвардия, 1999. - 301[3]с.

 

Импрессионизм

Коллекция

Жизнь и
творчество

О картинах

Термины

Музеи

Литература

Ссылки

Гостевая книга

Вебмастер

Hosted by uCoz