Поль Гоген: биография
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
"... Кловис Гоген,
редактор газеты "Насьональ", был пылким
республиканцем. Поэтому с того дня, как 10 декабря
принц Луи-Наполеон Бонапарт подавляющим
большинством голосов был избран президентом
Республики, Кловис потерял покой.
Президентские выборы принесли поражение
сотрудникам "Насьональ", которые, не жалея
сил, вели кампанию в поддержку кандидатуры
генерала Кавеньяка. Кловис был уверен, что
государственный переворот не замедлит положить
конец Республике. Будущее рисовалось ему мрачным
и грозным.
Ожидая худшего он
решился на добровольное изгнание. Надо полагать,
что решился он на это после долгих колебаний и
советов с женой. Алину, как и ее мужа, не очень
радовал план, осуществление которого должно было
перевернуть все ее существование. Ей отнюдь не
хотелось пускаться в неизвестность с двумя
маленькими детьми. Наконец-то в последние годы
она вкусила прелесть покоя. Она была счастлива.
Ее жизнь мирно текла в квартире на улице
Нотр-Дам-де-Лоретт возле мужа и детей, среди книг
и картин, унаследованных ею от матери. А теперь ей
предстояло устраиваться заново в незнакомых
краях - кто знает, что ее там ждет.
Вполне естественно,
что в своих тревогах Алина вспомнила о
перуанских "родных". Правда, Перу - далекая
страна. Но мать так часто рассказывала о ней
дочери, что она стала для нее почти знакомой. Хотя
после выхода в свет "Скитаний парии" семья
Тристан Москосо, возмущенная писаниями Флоры,
порвала с ней всякие отношения и лишила ее ренты
(дон Пио даже приказал публично сжечь ее книгу на
площади в Арекипа), Алина все-таки надеялась, что
родные посочувствуют ее невзгодам и протянут ей
руку помощи. Кловис намеревался в изгнании
основать газету - поддержка семьи Тристан
Москосо избавила бы его от многих трудностей...
Месяцы шли, и
опасения Кловиса подтверждались. В июне 1849 года в
Париже снова прошли волнения. На улицах
Сен-Мартен, Жан-Жак Руссо, Транснонен возникли
баррикады. Правительство стало преследовать
некоторых политических деятелей. Кловис понял,
что больше ждать нельзя, и решил тем же летом
покинуть Францию с семьей.
В августе 1849 года
малыша Поля внезапно вырвали из привычной
обстановки. Семья Гогенов погрузилась в Гавре на
бриг "Альбер" - лишенное элементарных
удобств судно, которое совершало рейсы в Южную
Америку.
Плавание с первых же
дней проходило в тяжелых условиях. Утлое
суденышко швыряло из стороны в сторону. Как-то
ночью малыш Поль проснулся от внезапного толчка.
В тесной каюте все ходило ходуном, ночную тьму
оглашали какие-то звуки - то глухие, то
пронзительные, что-то трещало. Малыш Поль с
расширенными от ужаса глазами поднял крик.
Подбежавшая Алина склонилась над койкой, где
метался ребенок. Она стала ласково успокаивать
его. При виде знакомого лица, в котором он привык
находить нежность и утешение, малыш понемногу
оправился от страха и безмятежно заснул.
Вскоре материнское
лицо станет для Поля единственным воплощением
опоры и защиты в мире.
На борту
"Альбера" Гогены страдали не только от
неудобств. Им приходилось сносить грубость
капитана, бесцеремонного наглеца, который
обращался с ними самым оскорбительным образом.
Кловис непрерывно ссорился с ним. Эти вечные
стычки были совсем некстати - Кловис страдал
болезнью сердца. Уж не волнения ли обострили его
болезнь? Алина навсегда осталась в этой
уверенности.
Так или иначе 30
октября, когда "Альбер", достигший
оконечности Патагонии, стоял на якоре в
Порт-Фамин, Кловис упал замертво в шлюпке,
которая должна была доставить его на берег.
Смерть произошла от разрыва аневризмы.
Похоронив мужа в
Порт-Фамин, Алина в полной растерянности
продолжала свое путешествие. После смерти
Кловиса у нее не осталось никакой надежды начать
новую жизнь в Перу. Ее положение по отношению к
семье Тристан Москосо в корне менялось. Она
боялась, что встретят ее очень плохо. Пока
"Альбер" шел на север, вдоль американского
побережья Тихого океана, она с тревогой
вспоминала, как ее мать обвиняла дона Пио в
эгоизме, скупости и жестокости.
Но Алина терзалась
понапрасну: дон Пио принял в Перу свою внучатую
племянницу необычайно сердечно. Злосчастная
судьба молодой женщины, потерявшей мужа по вине
негодяя капитана, вызвала сочувствие всех
домочадцев. Алину окружили всеобщим вниманием,
детей баловали. Алина боялась, что в Лиме к ней
будут относиться как к непрошеной самозванке,
а вместо этого ей было суждено зажить в неге и
холе, стать членом семьи, которая с той поры как
Флора - за пятнадцать лет до этого - побывала в
Перу, процветала все больше и теперь сделалась
одной из самых могущественных в стране и по
богатству, и по политическому влиянию. Алина
считала, что она ввергнута в пучину бедствий, а ее
ждала судьба героини волшебной сказки.
Подстегиваемый
яростным честолюбием, дон Пио непрерывно
приумножал свои богатства. Но его властолюбивой
душе мало было одних сокровищ. Держа в своих
руках нити многочисленных интриг, не
останавливаясь ни перед чем, готовый обмануть,
предать, нарушить клятву, дон Пио, которого
противники называли "самым заклятым врагом
народа", пытался стать президентом республики.
Это ему не удалось. На его жизнь было совершено
около десятка покушений. Но теперь он собирался
отыграться.
В 1834 году он выдал
старшую дочь за двадцатишестилетнего полковника
дона Хосе Руфино Эченикве, который при поддержке
своего тестя в 1846 году стал военно-морским
министром, а в 1849 году - вице-президентом
Республики. Пятнадцать месяцев спустя после
приезда Алины, в марте 1851 года, Эченикве достиг
высшей власти - он сменил генерала Кастилью на
посту президента Республики.
Огромный роскошный
дом, населенный множеством слуг, где давались
великолепные приемы, где бывали самые знатные
деятели перуанского государства, - такова
обстановка, в которой малыш Поль прожил до шести
с половиной лет. Не будь Луи-Наполеона Бонапарта,
он, как всякий маленький француз скромного
происхождения, вырос бы под небом сорок девятой
параллели северного полушария. А вырос он в
совершенно иной обстановке - как маленький
перуанец, окруженный царственной роскошью, в
экзотическом, жарком, многокрасочном мире
двенадцатой праллели южного полушария. До шести
с половиной лет говорил он не по-французски, а
по-испански. И деревья, с которыми он
познакомился впервые, были не дуб или тополь, а
пальма, магнолия и палисандровое дерево.
Животными, привлекшими его младенческие взгляды,
были ламы с длинными "лебедиными шеями",
стада которых наводняли рынки Лимы,
южноамериканские ястребы с красными лапами и
голубоватой шеей, которые опускались на крыши,
построенные в виде террас. Он не знал, что такое
дождь, потому что в Лиме практически дождей не
бывает, зато он привык к подземным толчкам,
потому что в Перу почти каждый месяц случались
землетрясения. И мужчины и женщины с цветной
кожей были для него не диковинкой и редкостью, а
тем, что повседневно его окружало.
К Алине и ее детям
были приставлены двое слуг - маленькая
негритянка и китаец, это считалось делом обычным.
По правде сказать, редкое место на земном шаре
могло похвалиться таким этническим
разнообразием, как перуанская столица Лима,
насчитывавшая восемьдесят тысяч жителей. Люди. в
жилах которых текла "голубая" кровь,
чистокровные африканцы и азиаты, индейцы,
недавно спустившиеся с гор, жили здесь по
соседству с мулатами, с cholos (помесь индейцев и
белых), zambos (помесь индейцев и черных) - словом, это
было смешение всевозможных кровей. Цвет кожи
местных жителей был всех мыслимых оттенков, и так
же разнообразно было их телосложение и лепка лиц.
В этой шумной и
пестрой среде малыш Поль впитывал первые
жизненные впечатления. Жители Лимы любили
посмеяться, пошуметь, они охотно предавались
радостям и удовольствиям. Лима, "город
королей", жила в довольстве и счастье. Ее
разноцветные дома придавали ей праздничный вид.
Президентский дворец на Пласа Майор был выкрашен
охрой. Собор - оранжево-розового цвета, местами
отливал зеленым, синим, желтым. Там и сям на
коричневом и сиреневом фоне фасадов выделялись
красные и зеленые балконы. Броская, кричащая
пестрота, но она гармонировала с яркой
переливчатостью лимской толпы. Местные женщины
одевались только в шелка и атлас. Они шили из них
юбки, sayas. Иногда эти юбки были настолько
обтянутыми, что бесстыдно подчеркивали их формы.
На душу населения в Лиме на туалеты
расходовалось больше денег, чем в Париже или
Лондоне. Женские туфельки шили из атласа. Даже
мулатки низшего сословия носили шелка и
увешивали себя драгоценностями. Роскошь была
страстью всего города. Состоятельные семьи
каждые четыре года меняли обстановку в доме.
Устраивались торжественные приемы и балы. Стены
гостиных, как стены церквей и монастырей, были
сплошь увешаны произведениями искусства -
картинами, вывезенными главным образом из
Испании и Италии.
Незабываемые
воспоминания раннего детства в Лиме! "У меня
прекрасная память, и я помню этот период, наш дом
и множество событий". Малыш Поль резвился в
доме дона Пио, который несмотря на свой
преклонный возраст - в 1854 году ему должно было
исполниться восемьдесят пять лет, - оставался все
таким же неуемным. Худенький, маленький,
подвижный и выносливый, как все кордильерские
горцы, он был полон жизни и задора. В домашнем
обиходе, когда он не нуждался в уловках, на какие
пускался в общественной жизни, когда он забывал о
корыстных расчетах и честолюбивых планах, не
было человека более обаятельного, более
приятного в общении, чем этот знатный вельможа,
человек выдающегося ума и утонченного
воспитания. Его щедрость, роскошный образ жизни,
который он вел, превращали его дом в подлинную
обитель счастья для домочадцев, над которыми он
властвовал.
"Как грациозна,
изящна и хороша была моя мать в своем перуанском
костюме!" Алина очень быстро переняла
перуанские моды. Как и все местные женщины, она
носила особую одежду, которая вместе с saya
образовывала нечто вроде манто-сака - капюшон,
закрывая голову и лицо, оставлял открытым лишь
один глаз. Этот материнский глаз смотрел на
малыша Поля - "такой нежный и повелительный,
чистый и ласковый!" Полю казалось, что его мать
все знает, все может, что она наделена
сверхъестественной силой.
В августе 1853 года
президент Эченикве получил от конгресса звание
дивизионного генерала. Никогда Республика Перу
не процветала так, как во времена его правления.
Несмотря на это, в стране зрела мощная оппозиция.
Ее главным вдохновителем был предшественник
Эченикве - генерал Кастилья. В начале 1854 года
разразилась гражданская война. Кастилья с
оружием в руках выступил против Эченикве и
готовился в поход на Лиму. Счастливым дням пришел
конец.
А тем временем, пока
в стране готовилась революция, Алина получала
настойчивые письма из Орлеана: дедушка Гийом
(отец Кловиса), чувствуя приближение конца
убеждал ее вернуться. В 1853 году он разделил свое
имущество между сыно Изидором и двумя детьми
Кловиса, Но, очевидно, он хотел перед смертью
попрощаться с внуками.
Алина колебалась -
возвращаться ли ей в Европу. Правда, ход
политических событий угрожал благополучию
семейного клана Тристан Москосо. Но она привыкла
к Лиме. Она понимала, что потеряет, покинув Перу.
Знала она также, что дон Пио, полностью принявший
ее в лоно семьи, собирается оставить ей большое
наследство. Однако события стремительно
развивались. В начале января 1855 года генерал
Кастилья сломил последнее сопротивление своих
врагов и 5 января победителем вошел в Лиму.
Алина села на
корабль, плывший во Францию. Возможно, что из
порта Каллао она показала малышу Полю Лиму, во
всем своем величии вытянувшуюся в горах в
двенадцати километрах от моря, "посреди
гигантских Анд".
"Восхитительный
край" Лиму, которую малыш Поль, Поль Гоген, не
забудет никогда...
Дедушка Гийом
скончался 9 апреля в своем доме в Орлеане, на
набережной Тюдель, 25. Отныне здесь в одиночестве
жил тридцатисемилетний холостяк дядя Зизи. Он
приютил у себя невестку с детьми - Мари и малышом
Полем.
Зачисленный
экстерном в орлеанский пансион, малыш Поль
посещал занятия, совершенно выбитый из привычной
колеи. До сих пор он говорил почти только
по-испански и теперь плохо понимал и учителей, и
товарищей, среди которых чувствовал себя
чужестранцем.
Он чувствовал себя
чужестранцем в этом французском городе с его
серыми стенами, под французским небом, с которого
на землю лились потоки холодного дождя. Бледные
лица, приглушенные краски. Даже мать Поля
утратила свою жизнерадостность - она стала
грустной, озабоченной.
В 1856 году, через год
после приезда Алины в Орлеан, дон Пио испустил
последний вздох. В своем завещании он не забыл
дочери Флоры Тристан и назначил ей ренту
размером около 25 тысяч франков. Но, пользуясь
отсутствием Алины, клан Тристан Москосо в Лиме
пустился на всевозможные ухищрения, чтобы не
исполнить последней воли покойного. Алина
требовала своих прав. Через некоторое время
Эченикве, которого после победы генерала
Кастильи осудили на изгнание, приехал во Францию
и предложил Алине договориться полюбовно. Но их
встреча окончилась полным разрывом - Алина гордо
ответила Эченикве, что хочет получить "все или
ничего".
Теперь Алине не на
кого было рассчитывать, кроме как на самое себя.
Правда, наследство дедушки Гийома было не таким
уж маленьким. Его оценивали в добрых пятнадцать
тысяч франков. Но половину его составляли земли,
виноградники, дома, приносившие незначительный
доход. Так или иначе, оно не могло обеспечить
существование Алины и ее детей.
Успехи Поля в
пансионе были невелики. Равнодушный к предметам,
которым его обучали, он предавался мечтам. Он
отнюдь не считался хорошим учеником. Правда, его
нельзя было назвать и плохим. Он ставил в тупик
своих преподавателей. Один из них так прямо и
сказал: "Из этого ребенка выйдет либо кретин,
либо гений". Занятное суждение - несомненно,
оно объясняется странными повадками этого
восьми-девятилетнего мальчика с
серовато-зелеными мечтательными глазами.
На фоне серого
уныния орлеанских дней, скудной жизни,
нескончаемой зимы в золотистой жаркой дымке
выступала Лима. Память вычленяла образы
прошлого. На улице, вдоль которой тянется сточный
канал, краснолапые ястребы, спустившиеся с
террасы на крыше, заглатывают отбросы. Маленькая
черная служанка несет коврик для
коленопреклонения в церкви. Рядом с молодой
хорошенькой Алиной старый-престарый дон Пио.
Воспоминания и
мечты преображают, приукрашивают, поэтизируют
утраченный мир, исчезнувшую Атлантиду. Алина
привезла во Францию перуанские фигурки из
местного серебра, примитивные керамические
изделия - глиняную утварь, которую талант
индейцев украсил антропоморфическим орнаментом.
Одушевленные таинственной жизнью, варварские
образы оживают в потемках - это магические
заступники.
Поль вырезает ножом
рукоятки кинжалов, украшая их резьбой - "уйма
детских мечтаний, непонятных для взрослых".
"Согласно легенде, Инка явился прямо с солнца -
я туда и возвращусь". У дяди Зизи есть гравюра -
на ней изображен путник, бредущий с посохом на
плече, а на нем висит его скарб. Девятилетний Поль
берет палку и, бросив несколько пригоршней песка
в узелок из носового платка, пускается в путь.
"У меня всегда была страсть к побегам".
Мясник,
повстречавший мальчика, обругал его негодником и
отвел домой, на набережную Тюдель. Приключение
закончилось несколькими пощечинами... "Бойтесь
воображения..."
По материалам
книги А.Перрюшо "Жизнь Гогена"./ Пер. с фр.
Ю.Я.Яхниной. - М.: ОАО Издательство "Радуга",
2001. - 320 с., с илл.
Книга
на ОЗОНе
