Поль Гоген: биография
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
"...Гоген потому
так страстно отдавался живописи, что видел в ней
путь к освобождению. Еле сдерживая нетерпение, он
начал роптать против повинностей, которые
налагала на него его профессия. Часы, которые он
отдавал бирже, - это были часы смерти, а не жизни,
безвозвратно потерянное время. Ах, если бы
ремесло биржевика не обкрадывало его, отнимая у
него время, если бы он мог писать изо дня в день,
он узнал бы во всей полноте счастье быть наконец
самим собой. Только с кистью в руке Гоген
чувствовал, что живет.
Счастливцы Писсарро
и Сезанн! Они могут в любую минуту заниматься
живописью, неуклонно, настойчиво продолжать свои
поиски! А он, Гоген, должен то и дело от нее
отрываться. Недовольный тем, что он пишет,
мучительно преодолевая трудности, по многу раз
переделывая картины, он с каждым днем все сильнее
раздражался против своего биржевого ремесла.
Живописью нельзя заниматься на досуге! Он устал,
ему надоело разрываться между искусством и
биржей, он вконец измучен. На исходе 1881 года он
написал Писсарро, что не хочет оставаться
художником-дилетантом и решил бросить
финансовую деятельность. К тому же, добавлял он,
дела идут неважно. Может быть, Гоген проиграл на
бирже.
Гоген подолгу
молчал, потом вдруг внезапно изливал свои
задушевные чувства. Он доверил свои планы
Шуффенекеру. "Да, но семью-то кормить надо!" -
возражал ему Шуфф. Гоген покачивал головой. Он
только что продал свою картину проезжему
датскому коммерсанту, который "намерен
отстаивать импрессионизм перед своими
соотечественниками". Гоген быстро добьется
успеха в живописи, как добился успеха на бирже.
Разве он не доказал, что он человек практический?
Хотя с 1877 года
Шуффенекер регулярно выставлялся в официальном
Салоне, он был слишком осторожен, чтобы по
примеру Гогена очертя голову подвергнуть себя
превратностям карьеры художника. Он рассчитывал
всего-навсего получить должность учителя
рисования при муниципальных школах Парижа.
Жизнь Гогена
достигла критической точки. Однажды, январским
вечером 1883 года, вернувшись домой, Гоген объявил
жене, что уволился с биржи и отныне каждый день
будет заниматься живописью.
Метта глядела на
мужа совершенно потрясенная. Что говорит Поль? Не
лишился ли он рассудка? Она глядела на мужа, с
которым прожила бок о бок почти десять лет и
которого совсем не знала.
Метта не могла
допустить, что в биржевике, за которого она вышла
замуж, в дельце, который приносил столько денег в
дом, кроется безумец. Рассчитывать на продажу
картин в период, когда импрессионисты, почти
совсем лишившиеся помощи Дюран-Рюэля, снова
должны, по выражению Писсарро, "готовить
нищенскую суму", в самом деле было чистейшим
безумием, и Писсарро, хотя он и укорял Гийомена за
то, что тот снова поступил на службу, первый это
признавал. Правда, в Гогене Писсарро терял
возможного покупателя. И так ли уж он верил в
талант, в будущность своего друга? Не был ли
биржевой маклер в его глазах чем-то вроде
Кайботта - богатого художника-любителя, к
которому импрессионисты в трудную минуту всегда
могли обратиться за помощью?
Гоген и сам вскоре
убедился, что все обстоит далеко не так просто,
как ему казалось. Ему ничего не удавалось
продать. А сбережения, на которые он думал
просуществовать по меньшей мере год, таяли куда
быстрее, чем он рассчитывал. Он мог вернуться на
биржу, но Гоген не собирался отказываться от
обретенного права свободно заниматься
живописью. Сдаться, вернуться в будничную колею -
мысль об этом приводила его в ужас.
Между Писсарро и
Гогеном уже не было прежнего согласия. Писсарро
все меньше понимал Гогена. В том, что Гоген так
спешил продать картины, извлечь из них деньги, он
видел склонность к торгашеству. Происшедшие
события не раскрыли ему глаза на человека,
скрывавшегося за рассудительным биржевиком.
Писсарро не понимал, что Гогену не терпится,
потому что он лихорадочно жаждет успокоить себя -
доказать, что он поступил правильно. "Он тоже
отъявленный торгаш, во всяком случае, в своих
замыслах, - писал вскоре Писсарро. - Я не решаюсь
сказать ему, как это неправильно и как мало
приносит пользы. У него большие потребности,
семья привыкла к роскоши, все это верно, но это
причинит ему большой вред. Я вовсе не считаю, что
не надо стремиться продавать, но, на мой взгляд,
думать только об этом - значит тратить время
попусту. Начинаешь терять из виду искусство и
переоцениваешь себя".
Гоген бродил по
Парижу... Жена, говорил он, "с трудом привыкает к
бедности". Несколько раз он пытался устроиться
на работу, но тщетно. Так же бесплодно он пытался
найти покупателя для своих картин. А в семье
вскоре должен был прибавиться лишний рот - в
марте Метта забеременела. Озабоченный, желчный,
не зная, что предпринять, Гоген расхаживал по
Парижу.
Однажды в октябре у
Дюран-Рюэля он узнал, что Писсарро работает в
Руане - пишет превосходные картины. На хмуром
осеннем небе вдруг сразу забрезжил просвет.
Жизнь в провинции
куда дешевле, чем в Париже, решил Гоген.
Обосновавшись с семьей в Руане, ну скажем, на год,
он сэкономит много денег и весь этот год будет
усердно заниматься живописью, чтобы
"завоевать место в искусстве". К тому же Руан
процветающий город. У руанцев "денег куры не
клюют"! Наверняка там нетрудно продать
картины. Писсарро не старался ободрить Гогена. Он
надеется заинтересовать богатых руанцев
живописью импрессионистов? Но импрессионистам
нигде ничего не удается продать. Если бы не
помощь Кайботта, Писсарро провел бы лето в
нужде... Но какой смысл спорить с бывшим маклером?
"Дело сделано, он решил взять Руан
приступом", - писал Писсарро 10 ноября.
Вскоре, 6 декабря,
Метта родила пятого ребенка, мальчика
Поля-Роллана, а в начале января 1884 года семейство
Гоген приехало в Руан.
Покинуть Париж, свою
роскошную квартиру, было для Метты жестоким
ударом. Она даже не пыталась понять причину
неожиданного превращения, в результате которого
вместо биржевого маклера, за которого она вышла
замуж, перед ней оказался совершенно
непостижимый человек. Этот человек ее ничуть не
интересовал. Она никогда не стремилась
приобщиться к духовной жизни мужа. Да и любила ли
она его по-настоящему? "Ее" Поль был ее
собственностью. Это был человек, который дал ей
возможность создать семью и от которого она
ждала покровительства. Метта принадлежала к той
породе женщин, для которых на свете существует
только их женская жизнь и которые со слепым
животным эгоизмом рвутся к своей цели; мужчина
для них всего лишь производитель или "дойная
корова". Гоген в отчаянии однажды упрекнул
жену именно в том, что она видит в нем "дойную
корову", а это самый жестокий упрек, какой
мужчина может бросить в лицо женщине.
Потеря былого
благополучия не столько даже пугала, сколько
унижала Метту. Она была уязвлена в своем
тщеславии. Она никогда не простит Гогену, что он
отнял у нее то, что сначала дал. Никогда не
простит живописи, которая привела к крушению ее
жизни.
Гоген приходил в
отчаяние от настроения Метты. Он был бы рад
обеспечить ей прежние условия жизни - но как?
Писсарро оказался прав - руанцы не покупали
живописи импрессионистов.
По мере того как
недели шли и озлобление Метты усиливалось, она
все чаще и все с большей нежностью вспоминала
свою родину - Данию. Она мечтала о стране, где
прошла ее юность. На земле Франции она снова
стала чувствовать себя чужестранкой. Она решила
навсегда уехать в Данию.
Планы жены не
слишком улыбались Гогену. Но, видя ее решимость,
он уступил. Она всегда поступала по-своему, он это
знал. Гоген уступил - он тоже поедет в Данию.
Решиться на разлуку, остаться во Франции
означало признать, что прошлое умерло. Гоген не
хотел с этим смириться.
В приливе оптимизма
Гоген твердил себе, что родственники Метты
помогут его семье. Он завязал отношения с
управляющим фабрикой по производству
непромокаемых и водоустойчивых тканей и решил
стать представителем в Дании.
Меньше чем через
неделю Метта с детьми и со всей обстановкой
погрузилась на пароход, который шел в Данию. А
следом за ней, едва ему удалось заключить
соглашение с фирмой по производству
непромокаемых тканей, из Руана в Копенгаген
направился Поль Гоген.
Однако надежды на
Данию оказались напрасными. Сплотившись вокруг
Метты, семья Гад приняла Гогена враждебно и
отчужденно. Для этих людей в жизни существовала
только одна ценность - деньги и социальное
положение. Поступок Гогена озадачил их, поставил
в тупик.
Гоген надеялся, что
найдет в Дании семью, опору, но обрел лишь свое
прежнее одиночество. Он просил убежища, но его не
приняли в клан. Его порыв угас, он снова оказался
предоставлен сам себе.
Его надежды
заработать деньги, продавая непромокаемые ткани,
тоже потерпели крах. Его принимали, выслушивали,
разглядывали его товар, а потом откладывали
заказы на неопределенный срок: "Приходите
недель через шесть или месяа через три, может, мы
что-нибудь и решим." И Гоген забирал свои
образцы и отправлялся обивать другие пороги.
Трудности, отказы, отсрочки, ожидание - в итоге он
раздражался.
И вдруг в эти
мрачные копенгагенские дни на горизонте
забрезжил просвет. Гоген изредка встречался с
датскими художниками. Показывал им свои картины.
В апреле благодаря этим знакомствам Общество
друзей искусства предложило Гогену устроить
небольшую выставку его произведений.
Гоген, безусловно,
надеялся, что после стольких огорчений и
разочарований выставка его поддержит. Теперь,
больше чем когда бы то ни было, только мысли о
живописи и редкие минуты, когда он мог писать у
себя на чердаке или в городских парках, приносили
ему видимость успокоения. Увы, он не подозревал,
что его выставка нанесет ему жестокий удар. И в
самом деле, полотна Гогена показались настолько
дерзкими, что критика встретила их единодушным
молчанием. Общество друзей искусства приняло
решение выставку закрыть.
Гоген тяжело
пережил это публичное унижение, в котором винил
Датскую академию. "Я ведь ни о чем не просил!"
Доведенный до отчаяния, он повсюду видел
"низкие интриги". Оскорбляемый семьей жены,
он задыхался в этом прозаическом мире мещан,
довольных собой, убежденных в своих добродетелях
и обвинявших его в том, что они считали самы
страшным преступлением, - на социальной лестнице
он оказался среди побежденных.
Озлобленность
против мужа внушала Метте неприязнь к некоторым
из детей - эти чувства в ней поддерживала ее
семья. Кловис и Алина - мальчику шесть, а девочке
семь с половиной лет - особенно любимы отцом, на
которого они похожи, и этого довольно, чтобы
семейный клан в отместку охладел к ни в чем не
повинным детям. Жестокая, но правдивая деталь.
Впоследствии Гогену пришлось даже просить Метту
преодолеть себя и поласковей обходиться с
Кловисом. "Этот ребенок не должен чувствовать,
что ты и твои родные не расположены к нему. У него
чуткое сердце - он ничего не скажет, но будет
страдать". В другой раз - уже много лет спустя
(потому что этот бессердечный отец не переставал
тревожиться о детях) - он с горечью напишет об
Алине: "Я знаю, что она немного похожа на меня и
по этой причине ты относишься к ней в какой-то
мере как к чужой. Она понимает, что ты ее не
слишком любишь, и она несчастлива".
Гоген не хотел,
чтобы жизнь его "была разбита и в ней не
осталось никакой надежды", не хотел снова
оказаться "одиноким, без матери, без семьи, без
детей, отброшенным в ледяной холод изгнания. Он
боролся, отстаивая то, что у него пытались отнять.
Но "эту бурю мне не выдержать!" Один из
братьев Метты решительно заявил ей и ее мужу:
"Вы не можете жить вместе". И, обратившись к
сестре, добавил: "Мы сделаем все, чтобы тебе
помочь".
Чаша терпения
Гогена переполнилась. Его "гонят" - ну что ж,
он уедет. Но он не мог смириться с тем, что
двенадцать лет его жизни навсегда перечеркнуты.
Его вынудили на разрыв с женой, но этот разрыв
временный.
Он не знал, на что он
будет завтра существовать в Париже. Он уехал без
денег, почти без одежды, так как все вещи остались
у Метты (она должна была переправить ему в Париж
только один сундук). Но он увез с собой Кловиса -
не любимого матерью сына.
Когда его положение
улучшится, рассуждал Гоген, он возьмет к себе и
других детей. А потом приедет и сама Метта. Они
забудут "мучительные" годы и восстановят
разрушенный семейный очаг. Но, увы, его надеждам
так и не суждено было сбыться..."
По материалам
книги А.Перрюшо "Жизнь Гогена"./ Пер. с фр.
Ю.Я.Яхниной. - М.: ОАО Издательство "Радуга",
2001. - 320 с., с илл.
Книга
на ОЗОНе
