Импрессионизм в сети
Пьер Огюст Ренуар
Эпизоды из жизни:
Сообщество "непримиримых"Пьер Огюст Ренуар: коллекция
Огюст Ренуар в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)Пьер Огюст Ренуар в музеях
Пьер Огюст Ренуар: литература
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Из воспоминаний Жана Ренуара, сына художника:
"... Окончательно расставшись с росписью кабачков, мой отец поселился вместе с Моне. У того был удивительный дар уговаривать мелких торговцев заказать портрет, и это позволяло приятелям кое-как сводить концы с концами. За этот портрет им платили пятьдесят франков. Иногда за целый месяц не удавалось получить ни одного заказа. Это не мешало Моне носить кружевные сорочки и заказывать платье у лучшего портного Парижа. Он никогда ему не платил, отвечая на присылку счетов со снисходительным высокомерием Дон-Жуана, принимающего господина Диманша. "Если вы будете настаивать, мсье, я лишу вас своих заказов". И растерявшийся портной не настаивал, восторгаясь господином с такими манерами. "Он родился вельможей!" Все деньги приятелей уходили на оплату мастерской, жалованье натурщице и уголь для печки. Ее приходилось топить из-за натурщицы, которая позировала обнаженной. Заодно на печке готовили пищу. Меню было по-спартански простым. Один из заказчиков портретов, бакалейщик, платил натурой. Мешка фасоли хватало на месяц. Опорожнив его, они для разнообразия переходили на чечевицу. Затем снова наступал черед фасоли; они отдавали предпочтение фекулентам, варка которых не требует присмотра. Я спросил отца, не страдали ли у них желудки от такой бобово-фасольной диеты: "В своей жизни я не был так счастлив, как в тот период. Надо сказать, что время от времени Моне раздобывал приглашение к обеду, и мы тогда объедались индейкой с трюфелями, запивая ее шамбертеном!"
От этого времени сохранилось несколько картин, чудом уцелевших при всяких переездах, уничтожениях автором, не затерявшихся где-нибудь на чердаке или при иных обстоятельствах. Ренуар был так плодовит, что его наследие успешно противостоит неизбежным утратам. Когда смотришь на этих спасенных: портреты бабушки, деда, мадемуазель Лака, спящую женщину, Диану-охотницу, - понимаешь, почему французы, жившие сто лет назад, отложили на будущее свою оскорбительную критику. То была добротная живопись в доброй старой французской традиции. Меня лишь удивляет, что они не уловили в этих картинах то "нечто", что служит, в сущности, печатью гения. Неужели их не поразила безмятежная ясность образов Ренуара, которая роднит их с образами Коро или Рафаэля!
"Диана". 1867 г. Отец рассказывал про одного критика, как будто угадавшего в "Диане-охотнице" кое-что от того "открытия природы", которое должно было десять лет спустя заставить парижан вопить. Этот критик указал на правдивость тонов и даже употребил выражение "любовь к плоти", что очень польстило молодому Ренуару. "Я возомнил себя Курбе". Рассказывавший мне об этом пожилой Ренуар относился к делу иначе. "Я терпеть не могу слово "плоть", ставшее претенциозным. Раз на то пошло, почему не сказать - мясо? Что я люблю, так это девичью кожу, розовую, позволяющую угадать нормально пульсирующую под ней кровь. И более всего люблю безмятежность". Ренуар постоянно возвращался к "свойству женщин жить настоящим моментом. Я говорю о тех, кто работает, ведет хозяйство. У праздных слишком много мыслей в голове. Они становятся интеллектуалками, утрачивают свое ощущение вечности и уже не годятся в натурщицы".
В 1863 году Ренуар представил в Салон "Танцующую Эсмеральду". Картина была принята, и это значительное событие вся семья расценила как триумф. Эдмон Ренуар написал по этому поводу статью, след которой затерян. Ренуар был настороже. "Очень мило, разумеется, быть принятым в Салон. Но тут произошло недоразумение. Я предчувствовал, что официальное искусство обернется против нас. Мне просто удалось воспользоваться еще имевшими место сомнениями".
На годы, предшествующие франко-прусской войне, приходится знакомство с Арсеном Уссей и Теофилем Готье, которые помогли отцу "поместить" несколько пейзажей, а также первые посещения семьи Шарпантье, о чем свидетельствует портрет мадам Шарпантье, написанный в 1869 году. В семью этого крупного издателя Ренуара ввел Теофиль Готье. Там они встретились с Сезанном. "Сразу, еще прежде чем пришлось увидеть его живопись, я угадал в нем гения". Дружба между ними продолжалась всю жизнь. Но какая разница между моим отцом и Сезанном! Тот выглядел гораздо старше моего отца, хотя родился всего двумя годами раньше. "Он походил на ежа!" Его движения, как и его голос, словно ограничивал невидимый наружный каркас. Слова осторожно сходили с его губ; Сезанн сохранил невероятный провансальский акцент, который вовсе не шел к сдержанным, преувеличенно вежливым манерам молодого провинциала. Порой эта сдержанность давала трещины. Тогда он произносил вслух свои излюбленные ругательства: "мерин" и "олух". Сезанн вечно был озабочен, как бы "не дать кому-нибудь прибрать себя к рукам". Он был недоверчив. Ренуар был в этом отношении прямой противоположностью. Отнюдь не будучи "простофилей" и не страдая верой во всеобщее доброжелательство, отец, однако, считал, что подозрительность отнимает время. "Игра не стоит свеч. Что было с меня взять? У меня ничего не было!" Ренуар не раз мне доказывал, что надо уметь давать себя грабить. "Если ты не защищаешься, это их обескураживает, и они становятся приятными. Люди обожают быть приятными. Только надо давать им случай проявить это свойство".
Сезанн никогда не был особенно активным членом кружка друзей, который все более и более сплачивался вокруг Моне и Писсарро. "Это был одиночка!" Но он разделял их идеи и надежды и верил в "суждение народа". Надо лишь добиться возможности выставиться, взломать двери Салона мсье Бугро, и тогда заслуги молодой живописи станут очевидны сами собой. Наполеон III, "который в конечном счете был славным парнем", по выражению Сезанна, решил создать Салон Отверженных. Этот Салон не оправдал надежд новаторов. Публика им не заинтересовалась, газеты говорили о нем, как о причуде его Величества императора. Приехав в Париж, Сезанн очень надеялся, что его друг Золя поможет ему пробиться. Эти два уроженца города Экса вместе ходили в коллеж. И, отдыхая в траве под соснами Талоне, мечтали о Париже; вместе набрасывали первые пейзажи и строчили первые стихи. Золя был принят у Шарпантье. Слишком нелюдимый, чтобы посещать общество, Сезанн предпочитал компанию художников и более всего - одиночество своей мастерской. "Я пишу натюрморты. Натурщицы меня отпугивают. Плутовки так и караулят проявление мимолетной слабости. Надо быть все время начеку, и это мешает работать!" Он рассчитывал, что друг детства "замолвит за него словечко". Однако Золя считал своего протеже "не отвечающим требованиям". Золя стоял целиком за официальную живопись, за ту, которая что-то означает. Когда Сезанн делился с ним своими сомнениями на пути "поисков объемов", Золя пытался доказать ему их тщетность. "Ты одарен! Если бы ты заботился о выражении! Твои персонажи ничего не выражают!" Сезанн однажды рассердился: "А выражают ли что-нибудь мои ягодицы?" Ссоры не последовало, но наступило охлаждение, очень устраивавшее Золя, который немного стыдился такой дружбы. Живопись Сезанна была живописью безумца, а произношение делало его неприемлемым в обществе. Лишившись поддержки Золя, Сезанн постепенно отказался от надежды заинтересовать любителей. Он продолжал писать, рассчитывая на "потомство, которое не способно ошибиться!"
Базиль, не совсем забросивший светские связи, изредка приводил в кафе художников одного из своих друзей, например князя Бибеско. Его родители были близки к императорской чете. Этот князь проявлял большую симпатию к Ренуару. Он купил у него несколько картин, помог кое-что продать, а главное, "он меня кое-куда сводил. Всегда наступает время, когда бывает необходимо обтесаться". Мой отец не верил в живописцев - светских людей, из тех, которые в шесть часов вечера меняют бархатную куртку на фрак, посещают ложи танцовщиц, ухаживают за герцогинями, по утрам катаются верхом в Булонском лесу или фехтуют у Гастина Рейнета. "Такой пишет между двумя дуэлями, когда у него остается на это время". Он также не верил в художника-нелюдима, чей грубый вельвет служит упреком шелковым отворотам фраков, а подчеркнуто деревенское произношение выставляет напоказ связь с "почвой". Подобного выражения Ренуар избегал, как чумы. "Оно мне напоминает Милле!" Не следует видеть в этом выпаде против "преднамеренных бурбонов" намек на Сезанна. Мой отец полностью одобрял его резкость. "Он, по крайней мере, весь тут, подлинный, и его манеры чудесно выражают всю тонкость южан!"
Ренуар был признателен Бибеско за то, что тот показал ему "декольтированные плечи", как остался навсегда благодарен Сезанну, открывшему ему всю суровость духа Средиземноморья, Моне - за показ щедрости северян, Писсарро - за теоретическое обоснование его собственных поисков. Каждый из его друзей содействовал приумножению общего сокровища, которым Ренуар, вероятно более откровенный, чем другие, несомненно воспользовался шире остальных. Уже тогда он умел поддаваться постороннему влиянию, оставаясь при этом самим собой.
Взнос Сислея определялся его мягкостью. "Это был душевнейший человек. Жизнь Сислея сделала из него мученика, чувствительность не раз оборачивалась злом. Признательный взгляд или пожатие руки выводили его из равновесия. Юбки имели над ним неотразимую власть. Идешь с ним по улице, разговаривая о погоде и всяких пустяках. Вдруг - нет Сислея! Оглядываешься и видишь, как он уже любезничает с незнакомкой. Надо сказать, что выбор его всегда бывал удачным".
В Кельнском музее находится сделанный Ренуаром портрет четы Сислей; он дает отличное представление о внимательном и сердечном отношении Сислея как к жене, так и ко всем женщинам вообще. Мадам Сислей не только выражением лица, но и всей своей позой лучше всяких объяснений передает счастливую доверчивость, какой она отвечает на внимание этого обходительнейшего человека. Его жена была натурщицей, позировавшей моему отцу и своему будущему супругу. Отец относился к ней с большим уважением. "Необычайная порядочность, прекрасное воспитание. Позировать ее заставляло положение семьи, разорившейся, уж не знаю при каких обстоятельствах". Она захворала неизлечимой болезнью. Сислей проявил исключительную заботливость, проводил целые дни у ее кресла. "А деньги таяли!" Она умерла в ужасных мучениях от рака языка. "Ее чудесное личико нельзя было узнать! Много ли нужно, чтобы его обезобразить!.."
"Портрет А.Сислея с женой". 1868.
Холст, масло. 105х75.
Музей Вальраф-Рихард. Кельн.
"Трактир матушки Антони". 1866.
Холст, масло. 195х130
Национальный музей. Стокгольм.В 1866 году Ренуар написал "Кабачок матушки Антони" в Марлотт. Он столько рассказывал мне про эту деревню, где бывал с Сислеем, Базилем, Моне, Франком-Лями и иногда с Писсарро, что после его смерти я купил себе там дом. Ко мне присоединился Поль Сезанн-сын и поселился в усадьбе, принадлежавшей некогда Жану Нико, который содействовал распространению табака во Франции в конце XVI века. Наши прогулки по лесам и полянам, где "непримиримые" дали первый бой, позволяют мне очень точно воссоздать обстановку одного из главных очагов зарождения импрессионизма..."
По материалам из книги:
Жан Ренуар. "Огюст Ренуар". Ростов-на-Дону: изд-во "Феникс", 1997. - 416 с.
