Поль Сезанн: биография
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
"... Убежденный
сторонник работы на пленэре, решительно
исключивший из своей палитры "черную, битум,
сиенскую землю и охру", Писсарро пытается
внушить друзьям, то тесное соприкосновение с
природой неминуемо окажет благотворное влияние
на их творчество. Как и в первые дни знакомства с
Сезанном, Писсарро твердо верит в его
способности и настойчиво приглашает художника
приехать к нему в Понтуаз.
Сезанн с большим
уважением относится к Писсарро. Его
уравновешенность, его благоразумие - качества,
которых самому ему не хватает, - Сезанн ставит
превыше всего. К тому же не является ли Писсарро
именно тем человеком, который как никто другой
способен помочь ему советом на нынешнем трудном
этапе его творчества? Писсарро послушен голосу
природы - черта, пленяющая в нем Сезанна. Оценив
весь пройденный путь, Сезанн не может не знать,
что ему предстоит превзойти и ту ступень, на
какую он поднялся. Это был только первый этап. Он
должен окончательно переломить себя, принудить к
большей объективности. Но у него для этого
недостаточно техники, мастерства; Писсарро
преподаст их ему. В чудесную летнюю пору 1872 года
Сезанн с Гортензией и сыном приезжают в Понтуаз и
останавливаются в гостинице.
В Понтуазе Сезанн
находит самую благоприятную для себя обстановку.
Крайне предупредительный, чуткий, Писсарро,
которому перевалило за сорок, относится к нему
как старший брат (Сезанну сейчас тридцать три
года). Писсарро великолепно понимает его
характер и чудесно умеет придать легкость их
отношениям. Для этого ему не требуется никаких
усилий: одной только своей скромностью,
непринужденным добродушием он усыпляет
подозрительность этого обидчивого эксовца. В
простом доме на улице д'Эрмитаж, где, оставаясь в
тени, хлопочет не менее доброжелательная г-жа
Писсарро, Сезанн чувствует себя своим человеком.
Писсарро, Сезанн и
два-три художника, часто наезжающих в эти края,
образуют небольшой дружеский кружок, куда входят
некий Бельяр и Виктор Виньон, бывает у Писсарро и
Гийомен, правда от случая к случаю: голод и нужда
принудили его вернуться в управление дорог и
мостов города Парижа. Понтуазские окрестности,
спокойные, свежие ландшафты Вексена, столь
отличные от нервной провансальской природы, тоже
успокаивают Сезанна. Умиротворенный, он ставит
свой мольберт рядом с мольбертом Писсарро и
работает, прислушиваясь к советам, на которые не
скупится его друг.
На взгляд Писсарро,
сезанновская палитра слишком темна. "Мы
никогда не пишем достаточно светло", -
давным-давно отметил Добиньи. И Писсарро
советует Сезанну: "Пиши всегда только тремя
первичными цветами и их непосредственными
производными".
(Первичными
называют такие цвета, которые не поддаются
разложению, - это желтый, красный, синий. Цвета же,
определенные как вторичные, получаются путем
смешивания двух первичных, например оранжевый =
красный + желтый; зеленый = желтый + синий; лиловый
= красный + синий. Наиболее гармоничные сочетания
получаются от последовательного соединения
первичного цвета с вторичным, в состав которого
этот первичный цвет не входит: синий и оранжевый,
красный и зеленый, желтый и лиловый. Такие цвета
именуются дополнительными. Смешанные в равном
количестве, они производят нейтральные серые
тона, а в неравном количестве дают тона
смягченные.)
Писсарро пишет свои
картины мелкими мазками, чтобы передать цвет ов
всей его силе и сообщить изображаемым предметам
трепетность воздуха и света. Ибо предметы эти
составляют часть обволакивающей их световой
среды; их собственный, иначе говоря, "локальный
цвет", меняется в зависимости от света. Тысяча
отблесков играет на этих предметах. Тысяча
отблесков расцвечивает также и тени: они никогда
не бывают черными. К тому же форма на свету теряет
определенность. Природа, такая, какой она
представляется нашему глазу, - лишь видимость, но
это та самая видимость, которую следует
изображать. Только в этом истина.
Писсарро побуждает
Сезанна стать перед пейзажем и попросту, самым
обыкновенным образом передать то, что он видит,
выразить свое зрительное восприятие, не стараясь
как-нибудь по-особенному истолковать его; он
побуждает Сезанна избавиться от своего "я" и
превратиться лишь во внимательного и
добросовестного наблюдателя подлинной
реальности. Сезанн слушает и, убежденный в
преимуществе такого метода, старается следовать
ему.
Сезанн так верит в
этот метод, что, не задумываясь, копирует полотно
Писсарро "Вид Лувесьенна", чтобы лучше
разобраться в технике, к которой друг склоняет
его. Такая техника сейчас как нельзя лучше
подходит Сезанну, как нельзя более может дать ему
возможность осуществить то, к чему он в данный
момент стремится: обуздать свои внутренние силы.
Если для Сезанна ясно, что только
"теммпераменнт", id est изначальная сила может
привести человека к поставленной им цели, то
сегодня для него ясно и то, что всякая
неукрощенная сила - это бесполезная,
непроизводительно расходуемая энергия: реальная
сила - сила упорядоченная.
Однако нельзя
сказать, чтобы Сезанну было легко, выполняя совет
Писсарро, приноровиться к такому анализу,
требующему большого терпения. Часто он,
наперекор самому себе, дает волю темпераменту. И
если для Писсарро, художника, который берет
скорее упорным трудом, нежели своим природным
дарованием, не составляет никакого труда
сохранять объективность перед натурой и он
спокойным легким прикосновением кисти словно
"стегает" полотно, Сезанн поминутно ловит
себя на том, что нервно, жирными мазками
"накладывает" краски. Однако он всеми силами
старается забыть укоренившиеся привычки.
Писсарро в нем уверен; между прочим, он пишет
Гийеме: Сезанн "удивит многих художников,
слишком поторопившихся осудить его".
Не один Писсарро
такого мнения. В том же году неподалеку от
Понтуаза в Овер-сюр-Уаз поселился доктор
медицины Поль-Фердинан Гаше. Ему сорок четыре
года. Он примерно ровесник Писсарро. С юных лет
Гаше занимается живописью. Он пишет, гравирует и
всей душой тянется к художникам. С Сезанном и его
полотнами Гаше познакомился в доме у Писсарро.
Что Сезанн принадлежит к породе великих
художников, он ни на минуту не сомневается. Гаше
всегда стремился водить дружбу с одаренными
художниками, и он убеждает Сезанна переехать в
Овер, снять здесь небольшой домик, где ему будет
лучше, чем в Понтуазе, в каком-то гостиничном
номере.
Соблазеннный
заманчивым предложением, Сезанн осенью переехал
в Овер. Он поселился поблизости от Гаше, с которым
сошелся как нельзя лучше. Восторг, какой Гаше
уверенно выражает по поводу сезанновских этюдов,
вселяет в художника доверие. Он смягчается.
Впервые в жизни Сезанн очутился в кругу, где его
работы вызывают горячий интерес. Писсарро и Гаше
здесь постоянно пекутся о нем.
Сезанн смягчается.
Ему по душе Оверский край. Основное достоинство
здешних мест - полный покой. Дома, в большинстве
своем крытые соломой, либо тянутся по
окаймленной лугами долине, где, прячась за
шеренгой стройных тополей, течет Уаза, либо
лепятся по склону холма, вдоль каменистых дорог,
зажатых между виноградниками. Сезанн сдерживает
бурные вспышки; стоя перед полотном, он
сосредоточивается, он весь внимание. С
восторженным изумлением осваивает он чудесное
богатство природы, которое она открывает тому,
кто умеет изучать ее тщательно и любовно.
Чувствительность, выспренность - сколько же
пустозвонства было во всем этом! Сезанн больше не
ищет сильных эффектов, несколько наивных,
которые в свое время помогали ему с легкостью и
блеском воплощать впечатления. Сознательно
вглядываясь в "мотив", он старается постичь
его во всех неисчислимых оттенках. Для такого
скромного познания ему сейчас годится все, и
самый заурядный предмет, и самый простой пейзаж.
И вот чудо! Никогда еще он столь полно не выражал
себя, как сейчас, когда хочет быть лишь
интерпретатором природы, ее слугой. Если Сезанн
передает на холсте богатство пейзажа, пейзаж
этот в свою очередь передает богатства Сезанна.
Открывая многообразие мира, он открывает свое
собственное многообразие, и оба они, сочетавшись,
образуют одно целое. Чудесное единение, и цвет -
язык его!
"Этюд: Пейзаж в Овере". 1873 г.
Холст, масло. 46,3х55,2 см.
Филадельфийский музей искусств.
|
"Дом повешенного". 1873 г.
Холст, масло. 55х66 см.
Музей д'Орсэ, Париж.
|
Терпеливо осваивает
Сезанн азбуку этого языка. Терпеливо, обостряя
свое видение, постигает он сложное сочетание
красок, какое дарит ему мир. Безмятежны эти дни,
дни 1873 года, проведенные в Овер-сюр-Уаз. Поставив
мольберт перед крытыми соломой домиками, перед
полями и дорогами, Сезанн пишет. Он пишет дом
доктора Гаше, дом папаши Лакруа, так называемый
Дом повешенного. Он, который прежде создавал свои
полотна одним порывом, теперь работает медленно,
методично, упорно стремясь в точности передать
то, что видит, стараясь, чтобы каждый положенный
им мазок был заранее тщательно продуман.
Задача для него
далеко не легкая. В своей вечной
неудовлетворенности он исправляет, улучшает
сделанное, накладывая мазок на мазок, покрывает
полотно пастозным слоем красок, дробит цвет на
разнообразные, бесчисленные оттенки и обилием
горячих тонов придает ему сходство с прекрасной
эмалью. Он еще ни разу ничего не закончил. По мере
того как он все глубже и глубже постигает
реальность, эта реальность оказывается более
объемной, чем он предполагал, и он продолжает
дальше свои поиски. Изо дня в день, из недели в
неделю, а бывает даже, что из месяца в месяц, он в
жажде продвинуться хоть на шаг вперед, всегда
вперед, снова и снова берется за все те же
полотна. "Оставьте эту картину, Сезанн, она
готова, не трогайте ее больше", - говорит ему
иногда доктор Гаше, совершенно уверенный, что еще
немного и полотно будет испорчено. Впрочем, мир
вокруг художника постоянно меняется. Каждое
время года накладывает отпечаток на облик
деревьев, неба и земли. И некоторые затянувшиеся
работы отразили эти неприметные изменения...
Дружба Сезанна и
Гаше по-прежнему безоблачна. Сезанн часто ходит к
доктору писать натюрморты. Гаше предоставляет в
его распоряжение фрукты, кувшины и кружки,
итальянский фаянс, ячеистое стекло и всякую
всячину. Цветы, собранные для него г-жой Гаше,
художник ставит в дельфтские вазы.
|
"Современная
Олимпия".
1873-1874 гг.
Холст, масло. 46х55,5 см.
Музей д'Орсэ, Париж. |
В один прекрасный
день Гаше и Сезанн обсуждают творчество Мане и
его "Олимпию".
Доктора это полотно совершенно пленило.
Несколько раззадоренный его словами, Сезанн
хватает палитру и тут же с молниеносной
быстротой переписывает "Современную
Олимпию", созданную им три года назад.
Тогда она до некоторой степени не удалась ему, а
теперь, когда художник упорным и каторжным
трудом набил себе руку, он на глазах изумленного
Гаше завершает это творение, ослепительное по
своим краскам, легкое по манере исполнения,
нежное, изящное в своей воздушной чувственности
и в то же время исполненное тончайшего сарказма.
Доктор в восторге рукоплещет этому виртуозному
мастерству.
Доктор Гаше
поддерживает Сезанна не только своей дружбой.
Время от времени помощь его носит более
существенный характер: он покупает у Сезанна
какое-нибудь полотно. И хотя платит, безусловно,
немного, но тем не менее очень облегчает этим
жизнь художнику, который не может похвастаться
достатком. Ведь Сезанн с семьей живет лишь на
скромное холстяцкое содержание, положенное ему
отцом...
... В это время в
Париже Золя, чьи встречи с Сезанном в последние
месяцы, видимо, носят чисто случайный характер,
все с тем же неослабным упорством пишет своих
"Ругон-Маккаров". Создавая свою эпопею, Золя
превращает в единый сплав все, что он увидел,
пережил, узнал. Свое творение он завершит
наперекор всему. В "Карьере Ругонов" Золя
изобразил Солари. В "Чреве Парижа" он в
образе Клода Лантье дал беглый портрет Сезанна:
набросок с натуры, когда-нибудь позднее он
углубит этот образ и расскажет, имея в виду
своего старого друга, внушающего ему "горькую
кровоточащую жалость", о "крахе гения", о
"страшных муках творческого бессилия"...
По материалам
книги А.Перрюшо "Жизнь Сезанна"./ Пер. с фр.;
Послесловие К.Богемской. - М.: "Радуга", 1991.
- 351 с.
Книга
на ОЗОНе