Импрессионизм в сети
Поль Сезанн
Эпизоды из жизни:
Выставка импрессионистов.
Поль Сезанн: коллекция
Поль Сезанн в домашнем электронном музее
(100 электронных альбомов великих художников,
включая импрессионистов)
Поль Сезанн в музеях
Поль Сезанн: литература
Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
"... Писсарро - один из тех художников, которые вместе с Моне и Дега стараются, не жалея сил, осуществить задуманную выставку. Он, разумеется, твердо рассчитывает на участие в ней Сезанна и на то, что публика (до сей поры не имевшая возможности судить о его мастерстве) воочию убедится в блестящем даровании Сезанна.
Мане, глава батиньольской группы, признавая лишь официальный путь через Салон, отказывается экспонироваться на этой выставке. "Никогда я не уроню себя, повесив свои картины рядом с картинами г-на Сезанна!" - говорит он, исчерпав все доводы. Сезанн для него лишь "каменщик, работающий мастерком".
Впрочем, не большую мягкость проявляет Мане и в отношении Ренуара, которого он называет "добрым малым, затесавшимся в живопись". По правде говоря, не так легко было Писсарро добиться согласия, чтобы Сезанна допустили к участию в выставке, ибо одни собратья по живописи считали, что у него чересчур смелый талант, другие, наоборот, что он недостаточно талантлив. В действительности же некоторые члены группы, в частности Дега, опасались, как бы публику не шокировали сезанновские работы.
Чувствуя, что между ними и остальными участниками выставки нет полного единогласия, и желая смягчить впечатление, какое неминуемо произведут на публику работы, подобные сезанновским, Дега и его единомышленники готовы привлечь возможно большее число художников, выставшяющихся в Салоне, и главным образом тех, чье творчество не выходит за рамки обычного. Так как в этом случае взнос каждого участника выставки соответственно уменьшится, Дега в конце концов добивается своего.
Однако кое-кому из художников подобная мера не внушает доверия, и они уклоняются от выставки, например, Гийеме, который начинает открещиваться от своих прежних творческих увлечений, как от грехов молодости, и все более и более склонен доход и почести предпочесть дерзаниям и независимости. Кстати, в Салоне 1872 года он получил премию: награду за покорность. Эти разногласия достаточно ярко свидетельствуют о том, что в группе нет единства. Все до такой степени боятся быть заподозренными в желании образовать новую школу, что Ренуар отклоняет даже безобидное название "Ла капюсин", предложенное Дега для их группы. Экспонирующиеся предстанут перед публикой под весьма простым и совершенно нейтральным названием: Анонимное общество художников, скульпторов, граверов и прочее.
В конце концов все постепенно выясняется. Если Дега пришло на ум название "Ла капюсин", то лишь потому, что обширное помещение, которое фотограф Надар согласился уступить обществу художников, находится на углу Бульвара капуцинок и улицы Дону. Выставка откроется 15 апреля, то есть за две недели до открытия Салона.
"Этюд: Пейзаж в Овере". 1873 г.
Холст, масло. 46,3х55,2 см.
Филадельфийский музей искусств.
"Дом повешенного". 1873 г.
Холст, масло. 55х66 см.
Музей д'Орсэ, Париж.По предложению Писсарро, постоянно стремящегося к уравнению в правах, устав общества предусматривает: "Поскольку картины развешивают по размеру, размещение их будет решаться жеребьевкой". Эти работы - сто шестьдесят пять полотен - принадлежат кисти двадцати девяти участников выставки. К Сезанну, представившему "Дом повешенного", "Оверский пейзаж" и "Современную Олимпию", к Моне, Ренуару, Писсарро, Сислею, Гийомену, Дега, Берте Моризо присоединяются художники, менее способные озадачить публику, большинство которых пригласил Дега.
"Современная Олимпия".
1873-1874 гг.
Холст, масло. 46х55,5 см.
Музей д'Орсэ, Париж.Дега, очевидно, не зря тревожил вопрос, как будет расценен этот демонстративный показ, который уже сам по себе носит исключительный характер. Он свидетельствует о желании порвать с жюри Салона - единственным признанным авторитетом в вопросах искусства; он обнаруживает стремление нарушить традиции, что воспринимается как вызов.
И действительно, с первой же минуты открытия выставка была встречена в штыки и вызвала яростные нападки, взрывы смеха и саркастические замечания. Посетители валом валили в помещение бывшей фотостудии Надара и, сгрудившись перед полотнами, подталкивали друг друга, кто сердито, кто шутливо. Вопреки ожиданиям Дега публика почти, как правило, равнодушно проходила мимо картин, выполненных в обычной манере, и задерживалась лишь перед работами "непримиримых".
На них, только на них, на этих "непримиримых", и желают смотреть. Бог мой, до чего же все это "ужасно", "глупо", до чего же "мерзко". "Живопись, лишенная здравого смысла". У всех этих, с позволения сказать, художников "мозги набекрень". Люди с больной сетчаткой: одни видят все в лиловом свете, другим "вся природа представляется кубово-синей". Бедняги! Хохот. Насмешки. Знаете ли вы, как пишутся такие картины? Очень просто: художник заряжает пистолет красками и в упор стреляет по полотну; остается только поставить подпись! Шарлатаны!
Серьезные критики явно обходят молчанием эту толкучку с ее рыночным хламом, способную привлечь внимание разве что хроникеров бульварных юмористических листков. Редко какой уважающий себя ценитель снисходит до разговора об этой выставке, а если снисходит, то брызжет ядом. Правда, попадаются люди, добросовестно старающиеся что-то понять: им нет-нет да и удается обнаружить достоинства в работах Ренуара или Моне, Писсарро или Дега. Но это предел их возможностей. До Сезанна им не дотянуться. Его полотна "ни одно жюри, даже во сне", не в состоянии принять, замечает Жан Прувер, критик из "Раппель". Сезанн! О нет, увольте, только не Сезанн! Марк де Монтифо, повторяющий, словно эхо, общее мнение, не задумываясь, без околичностей пишет в "Л'Артист": "Сезанн выглядит каким-то сумасшедшим, пишущим в состоянии "белой горячки".
Такой скандальный успех привлекает внимание "Шаривари". Один из его репортеров, Луи Леруа, находит в выставочных залах на Бульваре капуцинок сюжет для забавного фельетона, который он озаглавливает, окрестив по-своему "непримиримых": "Выставка импрессионистов".
В этом фельетоне Луи Леруа рассказывает о том, как он якобы вместе с одним художником-лауреатом, учеником Бертена, пейзажистом Жозефом Венсеном (персонаж вымышленный), посетил выставку.
"Этот неосторожный пришел сюда, не подозревая ничего дурного; он думал увидеть живопись, какую можно видеть всюду, хорошую и плохую, скорее плохую, чем хорошую, но не покушающуюся на добрые художественные нравы, на культ формы и на уважение к старым мастерам. Ах, форма! Ах, мэтры! В них больше нет надобности. Мы все изменили, мой бедный друг.
Первый удар Жозеф Венсен получил перед "Танцовщицей" г-на Ренуара.
- Как жаль, - сказал он мне, - что художник, до некоторой степени владеющий цветом, так плохо рисует; ноги у его танцовщицы такие же пышные, как ее газовые юбочки.
- По-моему, мы слишком строги к нему, - возразил я, - наоборот, рисунок очень лаконичен.
Подумав, что я иронизирую, ученик Бертена пожал плечами и даже не потрудился ответить.
Тогда, прикинувшись простачком, я незаметно подтолкнул его к картине Писсарро "Вспаханное поле".
При виде этого поразительного пейзажа добряк подумал, что стекла его очков запотели. Тщательно протерев их, он снова водрузил их на нос.
- Помилуй Бог! - воскликнул он. - Да что же это такое?
- Как видите... Белый иней на глубоко вспаханных бороздах.
- Борозды? Иней?.. Но ведь это же поскребки с палитры, брошенные на грязный холст. Тут ничего не разберешь, где начало, где конец, где верх, где низ, где перед, где зад.
- Пожалуй... но зато есть впечатление.
- Ну и странное же впечатление! О!.. А что это?
- "Фруктовый сад" г-на Сислея. Обращаю ваше внимание на деревцо справа: оно веселое, но впечатление...
- Да отвяжитесь вы от меня с вашим впечатлением... Это полотно ни то ни се, оно не только не закончено, но даже не начато.
Дальнейший осмотр продолжается в том же духе. Остановившись перед "Бульваром капуцинок" Моне, Жозеф Венсен принялся злорадно хихикать.
- Ха! Ха! Ну, не блестящая ли штука!.. Вот где впечатление, или я ни черта не смыслю... Но не откажите в любезности объяснить мне, что означают эти бесчисленные длинные и черные мазки в нижней части картины, уж не лизал ли кто ее языком?
- Да это же гуляющие, - ответил я.
- По-вашему, я тоже так выгляжу, когда гуляю по Бульвару капуцинок?.. Гром и молния! Вы что, в конце концов, смеетесь надо мной?!
- Уверяю вас, господин Венсен...
- Такие пятна получаются, когда картины пишут тем же способом, каким красят под мрамор водоемы: пиф, паф, бац, шлеп! Куда мазок лег, там пусть и остается!.. Неслыханно, чудовищно! Меня, пожалуй, хватит удар!
На Жозефа Венсена эта живопись подействовала так, что он и в самом деле спятил и тут же стал импрессионистом. Подойдя к морскому пейзажу Моне, озаглавленному "Впечатление. Восход солнца", он восклицает: "А, вот оно, вот оно, узнаю любимчика папаши Венсена. Впечатление! Так я и знал. Раз я поддался впечатлению, - подумал я, - значит, в ней должно быть заложено какое-то впечатление... А какая свобода, какая мягкость исполнения. Рисунок обоев в первоначальной стадии обработки более закончен, чем эта марина". При виде же сезанновской "Современной Олимпии", несчастный теряет последние проблески разума..."... За все свои усилия Сезанн был вознагражден так, как ни один из его товарищей. Впервые парижская публика получила возможность познакомиться с его работами, ему оказали, бесспорно, самый ободряющий прием! Однако, глядя на Сезанна, не скажешь, чтобы такой прием и оскорбительные насмешки, которым подверглись его картины особенно огорчили его.
Правда, он попал в число тех редких экспонентов, которым посчастливилось продать картину.
В один прекрасный день на выставку художников - с легкой руки фельетониста Луи Леруа их в насмешку называют "импрессионистами" - пришел человек лет пятидесяти; у него благородная осанка и лучистые глаза. Он смотрит на "Дом повешенного" и в легком замешательстве качает головой. Полотно это ему явно не по душе, оно ему претит. Обращаясь к сыну, с которым пришел сюда, он пытается обосновать свое суждение. И вот, по мере того как он говорит об этом полотне, детально разбирает его, оно пробуждает в нем интерес. Постепенно выявляются его композиция, цвет, сила его выразительности. "Нет, мы ничего решительно не понимаем! - внезапно восклицает незнакомец. - Какие-то важные особенности заложены в полотнах этого художника. Он непременно должен быть представлен в моей галерее". И граф Арман Дориа, крупный коллекционер, двадцать лет назад отстаивавший Коро, спешит купить "Дом повешенного".
Кто мог бы ответить на нападки, предметом которых стали "импрессионисты", - это Золя. Но ни живопись, ни художники - а ведь некогда он ломал копья за них - больше не занимают его. Если Золя проходит по выставочным залам на Бульваре капуцинок, то с единственной целью сделать заметки, которые в один прекрасный день послужат ему материалом для романа, где героем будет Сезанн, с единственной целью понаблюдать, как реагирует на выставку толпа смеющихся глупцов, и сделать наброски с натуры..."
По материалам книги А.Перрюшо "Жизнь Сезанна"./ Пер. с фр.; Послесловие К.Богемской. - М.: "Радуга", 1991. - 351 с.
Книга на ОЗОНе
