Эпизоды из жизни: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Четвёртая выставка
независимых откроется в Павильоне Парижской
ратуши 22 марта и продлится до 3 мая.
За несколько недель до её
открытия Синьяк предпринимает многочисленные
шаги, чтобы обеспечить дивизионизму новые
преимущества.
"В следующую среду общее
собрание независимых, - пишет он как-то (это
письмо, опубликованное Джоном Ревалдом, не имеет
даты) Тео ван Риссельбергу, - на нём состоится
назначение комитета по развеске. Мы окажем
давление на выборах, чтобы (нео)импрессионисты
были в нём в большинстве. Невозможно предсказать,
какими окажутся решения комитета по развеске; в
него входят Сёра, Люсьен Писсарро и я. Мы сделаем
всё возможное, чтобы отстоять интересы наших
друзей… Не сомневайтесь, что мы будем вопить что
есть мочи… бороться с тупыми членами комитета -
идиотами и маразматиками".
Независимые, у которых, судя
по этому письму, дела, кажется, шли не очень
гладко, теперь оказались в гуще парижской
художественной жизни. Мелкие торговцы картинами,
такие, как папаша Тома с бульвара Мальзерб,
начинают даже проявлять интерес. Занятным
человеком был этот папаша Тома. У себя в витрине
он выставлял только те полотна, которые с
наибольшей вероятностью могли шокировать
прохожих. Но стоило кому-либо из них пожать
плечами или каким-то образом выразить
неудовольствие, как Тома пулей вылетал из своего
магазина и обрушивал на беднягу оглушительную
брань. Случалось, он ограничивался тем, что
переворачивал холсты в витрине обратной
стороной. Или же ставил рядом с ними блюдо с
устрицами либо коробку сардин, которые, по его
замыслу, должны были олицетворять членов
академического жюри. Завсегдатаев бульвара
Мальзерб забавляли его причуды.
Представительницы прекрасного пола, живущие в
квартале, обходили его магазин стороной: женщины
знали, что за Тома водилась ещё одна странность -
он имел привычку заглядывать под юбки из своего
подвального окошка.
"Сёра приводил его в
оцепенение!" - скажет Гюстав Кокио.
Дивизионистам удалось
закрепить за собой один из пяти залов
выставочного помещения. Однако он принадлежал им
не целиком, так как они были вынуждены разделить
его с художниками, в том или иной степени
близкими к импрессионистическому направлению,
такими, как Ван Гог, Анри Делавалле (он брал уроки
в Понт-Авене у Гогена), или, увы, такими, как
"клуазонист" Анкетен. На стенах зала,
обтянутых серой тканью, выделялись произведения
Сёра, Синьяка, Дюбуа-Пилье, Люсьена Писсарро,
Анграна, Максимилиана Люса, Лео Госсона и
Анри-Эдмона Кросса, который ещё не отважился
перейти на пуантилистскую манеру.
В прошлом году в одной из
своих статей Фенеон выразил удивление по поводу
того, что все картины остались в прямоугольных
рамах, тогда как "представляется более верным
заключить пейзаж в овал или круг" ("Ар
модерн", 1 мая 1887 г.). И Дюбуа-Пилье откликнулся
на это пожелание, выставив картину в круглой раме
с фиолетовыми полосками; впрочем, она ни в коей
мере не удовлетворила Ф.Ф. Не больше пришлись ему
по вкусу и чересчур усложнённые новшества Сёра,
который экспериментировал с раскрашенными
рамами.
"Натурщицы". 1887-1888 г.
Холст, масло. 78 3/4 х98 3/8 дюймов.
Фонд Барнса, Мэрион, Пенсильвания.
|
"Приглашение на интермедию
(Парад в цирке)".
1887-1889 гг.
Холст, масло. 39 3/4 х 59 1/8 дюймов.
Метрополитен-музей искусств, Нью-Йорк.
|
Кажется, Фенеон был не очень
высокого мнения о холсте "Парад", вместе с
"Натурщицами" и восемью рисунками
присланном на выставку Жоржем Сёра. Если он
отмечал в "Натурщицах", исполненных
"безмятежного, высшего спокойствия, …
наиболее честолюбивый порыв нового
искусства", то явно остался равнодушным к
другому полотну, не найдя в нём ничего
"интересного, кроме применения к ночной сцене
метода, пригодного лишь для передачи эффектов
дневного освещения" ("Ар модерн", 12 апреля
1888 г).
Сёра вряд ли мог подозревать,
что "Парад" вызывает чувство неловкости.
Друзья смягчали своё критическое отношение,
осторожничали, однако не могли скрыть
разочарования. "В этом новом для него поиске
эффектов, обусловленных газовым освещением, -
писал Гюстав Кан, - мсье Сёра, быть может, не
достигает того гармоничного и пленительного
впечатления, какое производили его
"Натурщицы", но он приложил к этому немало
усилий…" ("Ревю эндепандант", апрель 1888 г).
Но чем дальше от дружеского круга, тем меньше
снисходительности. Не говоря уже о явным
противниках, которых ничто не заставит
смягчиться, даже симпатизирующие Жоржу Сёра
критики не пощадили его "Парад". Гюстав
Жеффруа утверждал, что картина "имеет жалкий
вид, грешит скудостью силуэтов, неумело
контрастирована" ("Жюстис", 11 апреля 1888 г.).
Подобные отзывы, безусловно,
не могли вывести Сёра из состояния
растерянности. На редкость восприимчивый к
критике, он всегда испытывал некоторую досаду
из-за того, что его великие старшие коллеги,
импрессионисты, не смогли его понять и
поддержать. В данных обстоятельствах наиболее
болезненным, вероятно, оказался для него укол,
нанесённый язвительной репликой Дега. Кто-то из
группы (несомненно, им был Синьяк) привёл Дега в
Павильон и, показав картины Сёра, долго излагал
ему доводы в пользу неоимпрессионизма. Дега
удалился с ворчанием, пересёк залы и, резким
жестом ткнув наугад в какую-то картину,
воскликнул. "А может, вот он и станет
художником будущего?!" Полотно принадлежало
кисти Таможенника Руссо (со слов Амбруаза
Воллара).
Сёра слушал, взвешивал
каждое слово. Не говоря ни да, ни нет, он
соглашался с некоторыми замечаниями. Он вернётся
к более простому способу - будет покрывать рамы
лишь точками дополнительных цветов; рамы
"Натурщиц" и "Парада" он уничтожит. Что
касается самой картины "Парад", то Сёра
больше ни разу её не выставит.
Сами по себе успех или
неудача картины в конечном счёте не имеют
большого значения; но в таком тщательно
продуманном и сознательном движении вперёд,
какой была эволюция художника, это всецело
определяло последующую судьбу его творчества.
Сегодня движение приостановилось. Должен ли он
думать, что ошибся или продолжает ошибаться?
Похвалы, которые расточали "Натурщицам", не
мешали ему задаваться вопросами относительно
этого полотна. Он знал, что Синьяк принимает
картину с некоторыми оговорками, повторяя, даже
усиливая свои прежние упрёки: мазки чересчур
дробные по отношению к поверхности полотна, тем
более что там есть "большие свободные
пространства"; "это придаёт прекрасной
живописи какой-то механический и мелковатый вид;
… гладкие поверхности… выглядят неприятно, …
всё приобретает серую тональность" (Дневник
Синьяка, запись от 28 декабря 1887 г.). В течение
ближайших недель Сёра нарисует уменьшенную
копию картины - размером приблизительно сорок на
пятьдесят сантиметров, - чтобы понять, насколько
обоснованна подобная критика.
Как бы желая вернуться к
своим истокам, испытывая потребность вновь
исследовать места, некогда его вдохновлявшие, он
опять зачастил на остров Гранд-Жатт, где начал
рисовать два пейзажа: один при ярком солнце,
другой в пасмурную погоду; Сёра хотел
сопоставить свои знания, сомнения и то, в чём он
уже удостоверился, с видами этого знакомого
уголка.
По материалам
книги А.Перрюшо "Жизнь Сёра"./ Пер. с фр.
Г.Генниса. - М.: ОАО Издательство "Радуга", 2001.
- 184 с., с илл.
Книга
на ОЗОНе